Мария Жукова-Гладкова: Горький шоколад после любви

– Она ему что-то успела сказать?

Яков Соломонович пожал плечами.

– По-моему, ничего такого… Про любовь они говорили…

– Он «Скорую» вызвал?

– Да. А соседи снизу вызвали милицию. До его приезда. И милиция пожаловала, как раз когда в квартире уже был Левочка… Ну и…

– Они обвиняют его в нанесении тяжких телесных повреждений? Но ведь Рита…

– Она умерла и не успела ничего сказать, – вздохнул Яков Соломонович. – А соседи и снизу, и сбоку слышали шум жуткой драки. Дрались женщина и мужчина. Слышали мужской голос, но слов разобрать не смогли. Никто не видел, когда приехал Левочка. И другого мужчину никто не видел – ни как он приходил, ни как уходил. В квартире поломана мебель… В общем, наши органы взяли Левочку, как самую подходящую кандидатуру. Но он, во-первых, не стал бы ее убивать, он любил ее! Во-вторых, если бы вы видели и Риточку, и Левочку… Они в совершенно разных весовых категориях. Он не мог ее избить! Она бы его в бараний рог свернула. Одной левой. Но милиция этого почему-то не понимает.

– Что вы хотите от меня? – спросила я.

– Вас заинтересует это дело? Я знаю: вам в первую очередь нужен интерес. Но я вам также заплачу. И компенсирую все расходы.

– Я – не частный детектив и…

– Но вы – журналистка, специализирующаяся на криминальной тематике. К сожалению, я понятия не имею, где Рита… занималась этой своей борьбой без правил и чем она вообще занималась… Кто были ее знакомые? Почему ее так избили? Вы понимаете… Как говорил Левочка, у нее после боев регулярно бывали синяки, ссадины. То нога болела, то рука. Но тут… Кто это сделал? Почему Лева сидит в тюрьме вместо настоящего убийцы?

«А не сделать ли мне в самом деле серию репортажей о борьбе без правил и о том, что за ней стоит?» – подумала я.

Потом Яков Соломонович спросил меня, чего мужчине хочется в «Крестах». Как мне неоднократно говорили, в местах заключения хочется двух вещей: жрать и бабу, о чем я и поведала гостю.

– А больше всего? Чего больше всего хотелось вашим мужчинам?

Я задумалась. Пожалуй, моим мужчинам больше всего хотелось мести.

– Я ожидал такого ответа, Юлечка Владиславовна, – признался Яков Соломонович. – Я сам хоть и не в «Крестах» – тьфу, тьфу, тьфу, – но хочу того же самого. И не только из-за того, что мой племянник сейчас сидит в тюрьме за преступление, которого не совершал. Мне жалко Риту. За что она погибла? Умерла такой смертью? Я плохо ее знал, но уверен: она не заслужила того, чтобы ее какая-то сволочь забила до смерти.

Женщина узнала, что она смертельно больна. Ей осталось немного. Она пришла к врачу слишком поздно…

Но время еще есть. Немного, но есть. У нее на этой Земле осталось одно несделанное дело. Месть. Сладкая месть. Горькая месть. Как же она Его ненавидит! Как ненавидела все эти годы! Она лелеяла эту месть, относилась к ней трепетно, как к ребенку.

Однако следует поторопиться.

Женщина давно следила за Его карьерой и тут узнала новые подробности. О Нем… Об этой сволочи, которой не место на Земле. Он должен заплатить за все. И то, что случилось с ней – еще цветочки.

Пару лет тому назад бабушка с дедушкой предложили Ане переехать к ним в Петербург из Москвы, где в одной квартире, хотя и четырехкомнатной, жили мама, папа, Анна и два ее младших брата с женами, а теперь уже и с детьми. Бабушка с дедушкой пообещали завещать внучке квартиру – взамен за уход за ними на старости лет. Дедушка даже подыскал ей работу – сосед трудился в какой-то коммерческой фирме, занимающейся трудоустройством.

Аня взвесила все «за» и «против». Она прекрасно понимала, что в Москве ей на отдельную квартиру заработать никогда не удастся, а продолжать и дальше жить в семейном муравейнике не хотелось. У бабушки с дедушкой в Петербурге была двухкомнатная квартира с изолированными комнатами, и Ане обещали предоставить одну из них и, главное, оставить всю квартиру в наследство… Работу тоже искать не придется – ее уже ждут. Работать секретарем после МГИМО не очень-то хотелось, но Аня надеялась, что вскоре ей удастся подняться в фирме. Главное – быстро зарекомендовать себя. Потенциальный начальник обещает семьсот баксов в месяц, говорят, что в Питере на эти деньги можно хорошо жить, не то что в Москве. А потом, вероятно, зарплату прибавят. И ведь квартиру-то ей снимать не надо!

С другой стороны, она уезжает от всех подруг и друзей, в Питере Аня никого не знает, а ей на момент принятия решения уже стукнуло двадцать семь… В таком возрасте не так-то легко заводить новых друзей. Как правило, кто остался с юности – тот и есть, тем более после всей чехарды последних лет, когда кто-то взлетел высоко вверх, а кто-то остался в самом низу. Но ведь на работе она с кем-то познакомится, в фирму будут приходить различные люди, а как секретарь на приеме она будет всех знать… Какой-то круг общения должен появиться, да и Москва не за тридевять земель останется, на выходные можно туда ездить, если совсем тошно станет. А потом она, может, и другую работу найдет – более интересную, более денежную. Аня была девушкой честолюбивой, хотя и понимала: с чего-то следует начинать. Сразу директором фирмы ее никто не сделает. В первую очередь, нужно зацепиться.