Мария Жукова-Гладкова - Жизнь после брака

Я сказала, что Норкину фотографию нужно показать врачу, который ее знал.

– Хотя за столько лет женщина могла сильно измениться…

Следователь спросил у хозяина дома, что бы он посоветовал ему сделать. Если она выкрала мальчика, то где он может находиться?

– Если уже не передала заказчикам, ищите загородный дом. Он может быть записан на подставное лицо. И скорее всего записан. Но она должна была туда ездить. Опросите всех знакомых. Кто-то должен про него знать.

Бизнесмен оказался прав. Дом нашелся – на берегу Финского залива. Не знаю уж, как на него вышли наши правоохранительные органы, но следователь сказал мне, что пришлось опросить массу народа. Они выявили все связи Норки, которые оказались весьма обширными, и дом им показали. Только записан он был не на нее, а она ее тетку, то есть тетку Элеоноры Колесниковой. Также выяснилось, что моя начальница в свое время сменила имя. Родители нарекли ее Элеонорой и звали Элей, а потом она решила стать просто Норой и поменяла паспорт. И фамилия ее на протяжении тех лет, которые я ее знала, была Срапян, по мужу. Родители давно умерли, осталась одна тетка, которую Нора в свое время перевезла в Петербург. Тетка занималась у нее домашним хозяйством.

– Значит, все-таки Нора – настоящая мать Андрюши? – посмотрела я на следователя.

– Получается, что так, – пожал он плечами. – Хотя по документам она не имеет на него никаких прав. Но… если бы это была только кража ребенка – собственного сына, – думаю, ей все сошло бы с рук. При хорошем адвокате…

– Но она же его в свое время продала!

– А кто будет давать показания о продаже? «Родители» мертвы, да и если бы остались живы, тоже, наверное, молчали бы как рыбы. Врач? Да из этого хитрого жука ничего не вытянешь. Строительница коттеджей Людмила? Есть шанс, но ей ведь тоже не нужно портить себе репутацию. То, что она рассказала вам в частной беседе в минуту слабости, и то, что она готова сказать в зале суда, – две большие разницы. И в любом случае это только слова. А Нора скажет, что ребенка у нее выкрали или вынудили отдать. Она подписала документы под давлением или под действием каких-то препаратов. Она не соображала, что делает. Была молодая, глупая, в чужом городе… Она же сюда как спортсменка приехала. Занималась художественной гимнастикой. Жила в общежитии с другими девочками. И в том же общежитии жили спортсмены-мальчики… Потом она искала ребенка много лет. Наконец нашла. Ей не хотели его отдавать. Она была вынуждена пойти на похищение ребенка, чтобы его вернуть. В убийствах она, естественно, никогда не признается. И их практически невозможно доказать. И не забывайте: она – его мать! По нашим законам, если родная мать увозит ребенка, это не похищение ребенка. Вспомните дело, которое недавно прогремело на всю Европу, – с матерью-россиянкой и французским папашей. По нашим законам, никакого уголовного преследования в отношении матери никто начинать бы не стал. В России нет уголовной ответственности за похищение собственного ребенка. Передвижение ребенка вместе с одним из родителей, без второго, не является противозаконным. Но один родитель не должен ущемлять права другого. Если они не могут договориться, вопрос решает суд. Но это долгая процедура. Хотя случай с Андрюшей, Норой и Игорем несколько иной. Тут во многом вопрос спорный. И так и так можно повернуть… А эта Нора способна нанять толковых юристов – раз она в свое время оздоровительный центр у семьи Срапян оттяпала. Я поставил бы на нее. В конечном счете ребенка получит она, а не Игорь Сергеевич. Получила бы…

«Значит, в Норке проснулся материнский инстинкт? – подумала я. – Запоздало, но проснулся? После того, как погибли Ашот с ее вторым ребенком, она решила вернуть первого? Любой ценой?»

– Но убийства… – продолжал следователь. – И опять я не уверен, что мы сможем что-то доказать. Отпечатков пальцев она не оставляла. Есть одна зацепка – помните повесившегося, то есть повешенного, родственника вашего Игоря? У него под ногтями осталась кожа. Но Нору ли он царапнул? И это – единственная зацепка.

Следователь также сообщил мне, что поднял из архива старое дело о гибели Ашота Срапяна с сыном Александром. Оказалось, что в той машине тоже кто-то поработал с тормозными шлангами – точно так же, как в моей.

– Делайте выводы, Варвара Игоревна, – сказал мне мужчина.

– Неужели она хотела убить своего ребенка?!

– А в то, что мужа хотела убить, можете поверить? – усмехнулся следователь.