Мария Жукова-Гладкова - Тайны старого Петербурга

Анна Николаевна смахнула слезу. Я велела ей прекратить петь мне дифирамбы, хотя знала, что она имела в виду: полтора года назад Анна Николаевна сломала шейку бедра, поскользнувшись у самого парадного. Ольга Николаевна как раз в то время лежала с воспалением легких. Я месяц бегала из больницы в больницу, потом ухаживала за ними обеими дома. Выходила. Старушки теперь были здоровы – в той степени, в которой позволял их возраст. Именно после той их болезни они завещали мне свою комнату. Комната дяди Вани была завещана Сережке.

– Нам уже не нужны ни колье, ни бриллианты, – добавила младшая сестра. – Только на лекарства. Ты, Марина, не миллионерша, чтобы нам все время помогать. Но там всем хватит. Тем более Ваня дорогих напитков не употребляет, – она улыбнулась, – ему на его долю можно будет несколько лет пить.

– Если я норму не увеличу, – усмехнулся Иван Петрович.

– А там чего – золото и бриллианты?! – загорелись глаза у одиннадцатилетнего Сережки. – Во здорово! Настоящий клад? Баба Оля, баба Аня, а…

Его перебила председатель нашего квартирного собрания, предложившая для начала всем поклясться, что мы будем хранить тайну и не допустим к ней посторонних. Ни моих подруг, ни Сережкиных друзей-приятелей, ни Ваниных собутыльников.

– Чтоб мне больше ни грамма не выпить, – прижал к груди бутылку дядя Ваня.

– Чтоб у меня больше каникул не было, – сказал мой сын.

– Чтоб мне еще раз замуж выйти, – выпалила я.

Тут Сережка вспомнил папу, и мы все вместе впервые порадовались его необязательности и неорганизованности. День рождения у моего сына был в начале мая, и папа уже собрал ему компьютер (папа у нас многое может, если захочет), но до сих пор не удосужился его нам завезти. Очень, кстати, хорошо, что не удосужился. Но теперь ему следовало об этом напомнить. И было бы неплохо, если бы он отдал нам свой второй телевизор. Я предложила Сережке позвонить отцу, не откладывая дело в долгий ящик: о постигшем нас несчастье он еще не знал. Может, подвигнется хоть на какие-то действия.

Сережка заявил, что позвонит отцу завтра, – не желал даже на минуту быть выключенным из обсуждения наших планов.

Я поинтересовалась, что именно мы можем найти.

Сестры Ваучские этого сами в точности не знали – про клады они услышали от своей матери, когда та уже лежала, прикованная к постели. Вначале они считали, что Полина Александровна впала в маразм. Но говорила она очень связно. Наверное, сообразив, что уже не встанет, решила не уносить в могилу свою тайну. И рассказала дочерям историю семьи – так, как помнила сама. А потом упомянула и про клады – может, хоть у дочерей появится возможность до них добраться. Правда, сестры не представляли, как смогут взяться за поиски, даже не очень-то верили, что клад (или клады) спрятан где-то рядом, поэтому и не говорили нам про него раньше. Зачем травить душу?

Однако после пожара Анна Николаевна и Ольга Николаевна решили: или теперь, или никогда. Все равно надо делать ремонт. Так хоть нашу квартиру обыщем. Шанс есть.

Мы вопросительно посмотрели на сестер.

Во-первых, клад мог спрятать их дед, первый хозяин квартиры. Во-вторых, отец. В-третьих, родная сестра матери, Нина.

Я решилась спросить, все ли они мертвы, а если да – то когда и где умерли.

Точного места смерти деда сестры не знали. Не знала его и их мать. Дед умер по дороге из Парижа в Петербург – простудился в пути. Мог умереть на территории Франции, мог – в России или в какой-нибудь другой стране, по которой проезжал, – в те годы самолетов еще не было, добирался он наземным транспортом. Одно было известно точно: до Петербурга дед не доехал.

– Но у него был тайник в квартире? – спросил дядя Ваня.

– Мог быть, – поправила Ольга Николаевна. – Но он мог вывезти сокровища и за пределы России.

Я спросила, в каком году он умер. Оказалось, что в тысяча девятьсот пятнадцатом. То есть еще не бежал от революции, вероятно, просто ездил по делам в Париж. Но тогда зачем ему понадобилось бы все вывозить? Рановато, если умер в пятнадцатом году, резонно заметила я.

Мое замечание было признано разумным. Следовательно, сокровища деда могли остаться в квартире.

– А усадьба у вас имелась? – явилась мне неожиданная мысль. – Ведь если дед что-то оставил, то мог закопать клад и в загородном доме, не так ли?

– У нас – уже нет, – улыбнулась Анна Николаевна. – Но у деда была.

Ольга Николаевна с Анной Николаевной соглашались лишь в том, что усадьба находилась в Новгородской губернии, но вот где именно, точно вспомнить не могли. В конце концов старушки заявили, что ее-то нам уж точно не найти, от нее наверняка ничего не осталось. Наверное, на том месте уже не один дом сменился. И не одни хозяева. Так что нам там копаться никто не даст, искать мы можем только в нашей квартире.