Чингиз Абдуллаев - Манипулятор - Плутократы

— Сейчас я вам перезвоню, — И Глеб Моисеевич отключился.

Его телефон лежал на столе Петровского. Посмотрев на него, Святослав Олегович решил, что никто не сможет подключиться к нему в течение нескольких секунд. И даже выяснить, откуда звонят.

При первом же звуке аппарата он включил его.

— Прага, отель «Савой». Завтра вечером в десять, — и Жуковский сразу же отключился.

Святослав Олегович усмехнулся. Кажется, в этот раз Климентьев не получит копии их разговора. Хотя ничего нельзя гарантировать. Он вызвал секретаря и попросил заказать ему билет на завтрашний рейс в Берлин. Затем призвал к себе Бубенцова и вышел с ним в коридор.

— Сегодня полетишь в Берлин, — приказал он. — Там возьмешь мне билет на завтрашний дневной поезд в Прагу. Первый класс. Все понял?

— Сделаю, — кивнул Паша.

— И себе тоже, — вспомнил Петровский. — Плати только наличными, даже не доставай своей кредитной карточки.

— Ясно.

Петровский отпустил Бубенцова, вернулся в кабинет, и почти тут же Инна доложила, что в приемной ждет Бронштейн. Святослав Олегович усмехнулся. Он знал, почему его советник так настойчиво добивается приема. Поэтому, включив легкую музыку для придания разговору нужного настроения, разрешил Бронштейну войти.

Леонид Исаакович был мрачен. За несколько недель, прошедших после его поездки в Лондон, все сильно изменилось. Он так и не получил причитающихся ему двух процентов акций. И не мог их получить. Фирма "Вымпел", куда они должны были быть переведены, не функционировала уже больше месяца. Налоговая полиция, проверив деятельность компании «Вымпел», не только закрыла все ее счета, но и предъявила ей целый букет обвинений, от неуплаты налогов до мошенничества.

Бронштейн пытался вмешаться, помочь, но ему быстро объяснили, что никто из налоговых полицейских не возьмет денег, так как заказ на ревизию деятельности «Вымпела» спущен с самого верха. И Леонид Исаакович понял, что нарушил правила игры. Он был обязан выполнить поручение Петровского и не думать о собственных доходах. Но, рискнув при этом устроить себе почти шесть миллионов долларов, просчитался. Компанию его племянника, которая должна была заплатить за акции, не только замучили проверками — ее финансовую деятельность вообще приостановили. Бронштейну понадобился целый месяц, чтобы все это увязать и сообразить, почему так произошло. И теперь он явился к патрону с предложением о капитуляции.

— Я хотел извиниться, — начал Леонид Исаакович, тяжело вздохнув и приглаживая вьющиеся светло-каштановые волосы. Его мясистые щеки виновато свисали по обе стороны лица. Сейчас он был похож на породистую собаку выражающую хозяину преданность.

— Извиниться? — удивился Петровский. — О чем вы говорите, дорогой Леонид Исаакович? Или вы сделали что-то недостойное?

— Кажется, я допустил непростительную ошибку, — признался Бронштейн.

— В каком смысле? — продолжал наигранно изумляться Святослав Олегович. — О чем вы говорите? Я вас не понимаю.

— Вы все понимаете, — еще раз тяжело вздохнул Леонид Исаакович. — Мне казалось, что здесь уже можно применять определенные правила, давно утвердившиеся в рамках цивилизации. Во всем мире лоббистская и посредническая деятельность оплачивается. И никто не видит в этом ничего зазорного. Но мы живем по особым понятиям. И мне кажется, что вы немного обиделись на меня, когда я решил заработать несколько миллионов долларов.

— Несколько? — усмехнулся Петровский. — Кажется, речь шла о шести миллионах. Зарплата честного служащего, как говорил Бендер.

— Сейчас они не стоят и двух, — вздохнул Бронштейн.

— Да, акции упали в цене, — любезно подтвердил Святослав Олегович. — Видите, как все удачно получилось. Вы не успели взять ваши акции, как они подешевели почти втрое.

— Я совершил ошибку, — снова повторил Леонид Исаакович, — и понимаю, что был не прав. Если вы сочтете возможным снова мне доверять, я постараюсь ее исправить.

— Каким образом? — весело посмотрел на него Петровский. — В следующий раз вы попросите себе три процента или четыре? Или десять? Как я могу вам доверять после того, как вы попытались украсть у меня шесть миллионов долларов? Уже не говоря о том, что во всем цивилизованном мире не любят, когда служащие компании залезают в карманы собственного учреждения? Или в Америке другие законы?

— Я уже сказал, что понял свою ошибку, — напомнил Бронштейн. — Я написал заявление об уходе из «Миллениума». И у меня только одна просьба — не топите моего племянника окончательно. Против него уже возбуждено три уголовных дела.