Чингиз Абдуллаев - Манипулятор - Плутократы

Святослав Олегович еще помнил учебники, в которых были фотографии лысого вождя, утверждавшего, что именно он с початком кукурузы в руках борется за мир и коммунизм. Советским людям тогда говорили, что коммунизм наступит еще при его жизни. Так что уже к тридцати трем годам Петровский должен был бы жить в прекрасном, справедливом обществе. Но вскоре лысого вождя сменил бровастый и все забыли об этих обещаниях. Зато жизнь вокруг была прекрасной — пожалуй, самое лучшее время и для его родного города, и для людей, окружавших их семью. Женщины носили светлые, цветастые платья без рукавов, и Святослав тогда был убежден, что в Одессе самые красивые женщины на свете. Мужчины собирались на улицах, чтобы обсушить последние одесские новости, затем новости страны и уж в самом конце — мировые, поскольку они их интересовали меньше всего. Ведь все равно нельзя было никуда уехать. Израиль казался мечтой, Америка существовала в другом измерении, а Париж был доступен только в книгах. Зато как же подробно обсуждались в Одессе местные события. Все знали, что дядя Сема должен дядя Мише двести рублей и не отдает их потому, что последний не возвращает картину, взятую якобы для продажи дяде Науму, который, в свою очередь, не дает деньги, считая, что картина не настоящая и не может столько стоить. Но он ждет приезда дяди Изи, чтобы проверить ее подлинность… Одесситы были уверены, что весь мир вертится вокруг их города, а все остальные должны им завидовать. Еще бы! Из Одессы вышло столько известных людей!

В шестидесятые — семидесятые годы, пока существовал запрет на выезд, одесситы любили собираться в домах шумными компаниями, чтобы разойтись где-нибудь под утро. Проблемы времени и денег не существовало. В последующие годы они, конечно, тоже собирались, но лишь для того, чтобы вспомнить тех, кто уехал. Тогда казалось, что уезжали навсегда. И Одесса теряла не просто часть населения, а часть собственной души.

В городе ценились хорошие книги и хорошее образование. По Одессе одновременно ходили лучшие врачи и прекрасные адвокаты, известные карточные шулеры и прославленные пианисты. Тут дружно жили евреи, украинцы, русские, татары, греки, молдаване и все остальные нации. Это было время застоя, когда покой и нега, в которых пребывал город, казались вечными.

Но уже в семидесятые годы начались изменения — сюда потянулись люди из сельской местности, на окраинах начали возникать поселки, которые плотно заселялись людьми, уже не знавшими солнечного света шестидесятых. Правда, отблеск тех дней еще ложился и на эти годы, хотя многие понимали, что время счастливых дней уже подходит к концу.

Из Одессы стали уезжать люди, составлявшие славу и гордость не только этого города, но и всей огромной страны. Петровский тоже уехал в Москву и поступил в институт, чтобы, закончив его, навсегда остаться в далекой северной столице.

В восьмидесятые годы он работал в конструкторском бюро и лишь изредка навещал родителей, которые по-прежнему жили у самого Черного моря. И остро чувствовал, как постепенно слабеет его связь с родным городом и родными людьми, некогда бывшими его миром. Каждый раз, посещая Одессу, Петровский видел те изменения, которые подтачивали ее счастливую ауру, превращая "жемчужину у моря" в обычный большой город со всеми его проблемами и недостатками. К концу восьмидесятых это был уже неуправляемый котел, который грозил взорваться и расколоть все вокруг.

Потом взорвалась страна. И раскололась на части. И Святослав Олегович неожиданно оказался отрезанным от родителей, от родного гнезда, находящихся теперь в другой стране. Это было больно, несправедливо и непонятно. У него появилось такое ощущение, будто его сердце буквально разделили пополам. Он с семьей — в России, а его престарелые родители и сестра — на самостийной Украине. И именно поэтому все, что происходило в той стране, его теперь постоянно волновало.

Утром, перед встречей со Скрыпником, позвонил Яша Слаповский, бывший сотрудник Петровского, сделавший феноменальную карьеру в середине девяностых и ставший мультимиллионером на перепродаже нефтепродуктов. Такие бешеные деньги, которые можно было сделать на развале Советского Союза, еще никогда нигде и никому не удавалось получить ни при каких обстоятельствах. Нефтепродукты покупались по внутренней цене и перепродавались по внешней. Разница составляла сотни и тысячи процентов. Слаповский сказал, что украинцы очень серьезно готовятся к встрече с Петровским и готовы предложить любые условия, в случае достижения необходимого результата.