Чингиз Абдуллаев - Манипулятор - Плутократы

— Когда прилетел Леонид Исаакович?

— Три часа назад. И сразу поехал в компанию «Вымпел». Вы знали, что президентом этой компании является его племянник?

— Догадывался, — кивнул Петровский.

Когда Глушко ушел, он позвонил Инне и спросил, в котором часу прилетает Бронштейн.

— Самолет должен был прилететь три часа назад, — сообщила она, — только Леонид Исаакович пока не появлялся в офисе. Я звонила ему на мобильный, но телефон отключен.

— Понятно, — весело отозвался Петровский. — Ты не суетись и больше ему не звони.

Он терпеливо ждал, когда к нему приедет его советник. И тот в конце концов появился.

— Жуковский пока ничего нам не перевел, — сообщил с порога Бронштейн. — Кажется, он решил нас обмануть. Нужно немедленно расторгать наше соглашение.

— Успокойтесь, — посоветовал ему Петровский. — Утром он мне звонил и сказал, что переоформит акции завтра. Вот только счет «Вымпела» почему-то закрыт и он не понимает, что происходит.

— Закрыт, — подтвердил Леонид Исаакович, усаживаясь на стул. — У них неприятности с налоговыми полицейскими. И я хочу вас попросить позвонить вашему знакомому. Вы ведь его хорошо знаете.

— Конечно, позвоню. Не нужно так нервничать. Какие у них неприятности?

— Не совсем понимаю. Но их счета временно закрыли. Может, вы попросите Жуковского пока подождать с переводом акций? Иначе на них тоже могут наложить временный арест.

— Вы же сами сказали, что Жуковский нас обманывает и нам нужно расторгать соглашение с ним, — укоризненно напомнил Святослав Олегович.

— Я не знал о его звонке, — быстро ответил Бронштейн. — Но если он действительно вам звонил и так переживает, то пусть немного подождет. Я укажу ему другую компанию.

— Вам не кажется, что это будет не совсем красиво? Сначала указать одну компанию, потом другую. Может, вы подождете несколько дней, пока я решу вопрос с налоговой полицией и Жуковский спокойно переведет акции в компанию вашего родственника?

— Да, вы правы, — признался, чуть остывая, Леонид Исаакович, — так будет лучше. Только позвоните прямо сейчас.

— Обязательно позвоню, — Петровский подвинул к себе аппарат правительственной связи уже отключенный перед приходом Бронштейна и набрал знакомый номер. Довольно долго он слушал тишину, затем, положив трубку, грустно сказал: — Увы, не отвечает, но я его сегодня обязательно найду.

— Спасибо, — поблагодарил его Бронштейн. — Но почему вы меня отозвали?

— Мы меняем тактику, — пояснил Петровский, — будем играть вместе с Алентовичем на понижение акций. Пусть все думают, что мы на его стороне. Когда у нас будет двенадцать процентов, мы начнем скупать другие акции и увеличим нашу долю еще на несколько процентов. А затем объявим, что играем на повышение. Когда все узнают, что мы владеем таким большим пакетом акций, они взлетят, а нам придется только подсчитывать прибыль.

— Прекрасно, — пробормотал Леонид Исаакович, — значит, будут нужны свободные деньги. Большие деньги. У меня их пока нет.

— Они есть у "Вымпела", — улыбнулся Петровский, — можно взять деньги под залог компании вашего племянника. Вы ведь заказали туда крупные суммы.

— Откуда вы знаете? — вспыхнул Бронштейн.

— Вы получаете у меня огромные гонорары, дорогой Леонид Исаакович. И мне всегда было интересно, куда мой земляк вкладывает свои деньги. Теперь я понимаю, что они вложены в компанию вашего племянника.

Бронштейн пожал плечами. Он не хотел ни соглашаться, ни возражать. Когда Леонид Исаакович выходил, любезная улыбка на лице Святослава Олеговича сохранялась. Но едва советник вышел, как она исчезла. Петровский наклонился и включил телефон правительственной связи. "Посмотрим, — мстительно подумал он, — откуда наш советник возьмет оставшиеся деньги".

Когда Петровский родился, человечество запустило первый спутник Земли, а ведь прошло еще не так много времени после самой опустошительной войны, какую только знало человечество. Еще через четыре года после его рождения в космос полетел Гагарин. Затем были подвиги других космонавтов, имена которых ребята в школах учили наизусть.

В начале шестидесятых в Одессе сложилась та удивительная атмосфера невероятного космополитизма и открытости, которая появлялась лишь в полифоничных южных городах. Такой же она была только в Баку и отчасти в Тбилиси. Правда, возможно, еще много тысяч лет назад и в Вавилоне, когда там все говорили на одном, понятном всем языке.