Владимир Гоник: Край света

Вечером он сидел за столом, и при свете лампы осторожно брал пинцетом спичечные этикетки и разглядывал сквозь лупу.

- Ты отдал рапорт? - неожиданно спросила Надя.

Лукашин ждал и боялся этого вопроса. Он качнул головой, испытывая гнетущее чувство вины, - нет, мол, не отдал.

- Почему?

- Я отдам, - торопливо пообещал он и помолчал, собираясь духом. - Я хотел еще раз слетать.

- Как? - не поняла она и смотрела на него с недоумением, ждала объяснений.

- Надя, это в последний раз. Вернусь, отдам рапорт.

На другой день, когда Лукашин пришел домой, Надю он не застал. Он тотчас все понял и второпях выбежал из дома.

Выбраться из поселка можно было двумя способами: морем и по воздуху. Через перевал к океану вела ухабистая дорога - сто километров гор и тайги, в конце деревянный причал, куда изредка подходили каботажные суда. А за околицей поселка лежал маленький аэродром, грунтовая площадка в лесу, вроде той, на которую он вчера посадил самолет.

Задыхаясь, Лукашин бежал со всех ног в страхе опоздать. Десятиместный самолет стоял на поле, рядом с ним урчал бензозаправщик, пассажиры в ожидании толпились у кромки поля.

Лукашин подбежал к жене, струйки пота стекали по его запорошенному пылью лицу.

- Надя!.. - Лукашин хотел сказать, чтобы она не уезжала, что он отдаст рапорт и сделает, как она скажет, но умолк и лишь утирался ладонью, размазывая по лицу грязь.

Жена казалась спокойной, только побледнела немного, он молча смотрел на нее, изнывая от любви.

- Я достаточно ждала, - объявила она ровным холодным голосом.

- Я все сделаю! - торопливо произнес он. - Завтра я отдам рапорт.

- Ты уже обещал, - она взяла чемодан и добавила тем же рассудительным тоном. - Я буду ждать тебя у родителей.

Бензозаправщик развернулся и покатил на другой конец поля. Пассажиры один за другим потянулись к самолету.

Лукашин неподвижно стоял, не веря, что она улетит. Он стоял, пока Надя шла к самолету, пока длилась посадка, пока самолет выруливал, чтобы начать разбег, стоял, когда самолет взлетел и, сделав круг, лег на курс, и позже, когда рокот мотора, угасая, катился по склонам окрестных гор.

Вскоре стало пустынно и тихо. Лукашин медленно побрел назад. Он вернулся домой, лег и не двигался, обессиленный и разбитый. Даже о спичечных этикетках не вспомнил, они дожидались его на столе.

И вот полгода уже он живет один. Каждую свободную минуту он думает о жене, она снится ему по ночам, но рапорт он до сих пор не отдал.

Рапорт лежит у него в кармане, что ни день Лукашин решает зайти в канцелярию и отдать, но, решив, раздумывает и откладывает до следующего полета.

Из последнего письма Лукашин узнал, что Надя подала на развод. На улице лежит снег, стойкая незыблемая тишина окутывает сопки, тайгу и дома, снег внятно скрипит в тишине под ногами.

Лукашин приходит домой, в свою голую казенную комнату, садится, не раздеваясь, и сидит в оцепененьи, погруженный в раздумья. Позже он вспоминает, что вечером у него вылет, раздевается и ложится. Лететь предстояло в ночь, надо было выспаться.