Владимир Гоник: Правый поворот запрещён

"Москвич" Агеева стоял среди сотен других машин на заводской стоянке. Левое крыло его было покрыто коричневой грунтовкой. Подфарник, правда, был уже цел. Присев перед ним на корточки, Скорик увидел, что стекло его поновей, нежели на правом, на котором и головки шурупов потускнели, покрылись ржавыми точечками, а на левом еще светилось новизной.

- Чего вы не покрасите крыло? - спросил Скорик.

- Краску не могу достать. В одном месте предлагали, так запросили столько, что я взопрел. Я подфарник вон две недели назад только поставил, на барахолке купил...

Машина была старая, что-то в ней лязгало, хрипело, скрипело, пока она не завелась, но в конце концов поехали...

К концу дня Скорик успел многое: Агеев указал место на шоссе, где столкнулся с Назаркевичем, оно точно совпало с тем, которое указал Назаркевич в начале следствия, когда Джума и Скорик возили его туда; уломал знакомого следователя военной прокуратуры дозвониться в РЛС в Кубовичи и постараться проверить, был ли там Агеев 16-го июня и в котором часу уехал; коллега дозванивался два часа и час выяснял простой, казалось, вопрос, но ответа добился: майор Агеев приехал на РЛС на своей машине "Москвич-408" утром 15-го июня, ночевал, а в семь утра 16-го отбыл домой.

Все это Скорик сообщил Щербе и положил ему на стол протокол допроса Агеева. Прочитав, Щерба, как ни в чем не бывало, произнес:

- Очень хорошо. У Назаркевича алиби.

Скорик опешил: что тут хорошего, дело-то рухнуло! И не удержавшись, язвительно спросил:

- Вы ждали этого, Михаил Михайлович?

Щерба пропустил мимо ушей. Помолчав, Скорик запустил пробный шар:

- Будем изменять меру пресечения Назаркевичу? Подписка о невыезде?

- Выпускать его надо, Виктор Борисович. На все четыре стороны, ко всем чертям! - шумно выдохнул Щерба. - Понимаю, не хочется вам с ним расставаться. Признаюсь, мне тоже. Однако... У меня на заднице уже мозоли - столько я получил за всю жизнь пинков. У вас еще свеженькая кожа, поэтому вам придется подставить свою задницу. А если не желаете, то сделайте следующее: выносите постановление, пойдем к шефу, он плюнет, мы утремся. Сегодня пятница. Человеку выйти из тюрьмы приятно вообще, а в субботу тем более. Так мне почему-то кажется. И поезжайте завтра утром раненько в СИЗО, выводите оттуда Назаркевича за белы ручки на свободу. Если захотите - извинитесь. Не захотите - так и будет. Нашему правосудию не впервой...

Скорик, ни слова не сказав, отправился сочинять постановление.

38

Утром за мной заехали жена Назаркевича и ее брат на его машине и мы отправились к тюрьме. Когда мы вывернули из-за угла, я издали увидел Назаркевича и Скорика. Я сказал водителю:

- Остановите, пожалуйста, здесь, не надо близко подъезжать, подождем.

Скорик что-то говорил Назаркевичу, разводил руками. Назаркевич молчал. Потом Скорик ушел и мы подъехали. Назаркевич был странен молчалив, неулыбчив, никакой радости, словно вышел не из тюрьмы, а из ателье, где ему сшили неудачно костюм. Когда уселись в машину, он оглянулся на трехэтажный серо-зеленого цвета дом и спросил:

- Кого они теперь загонят сюда вместо меня?

- Это их дело, - коротко ответил я.

Всю дорогу жена его, сидевшая на переднем кресле, полуобернувшись, смотрела на мужа, улыбалась ему, а он иногда прикрывал глаза, кивал ей.

Когда подъехали к их дому и вышли, прощаясь, я сказал Назаркевичу:

- Сергей Матвеевич, я жду вас в понедельник в юрконсультации. Лучше во второй половине дня.

- Зачем?

- Закончим все формальности.

Он пожал плечами.

- Сергей Матвеевич, - решился я, - вы не могли бы все-таки вспомнить, кто из ваших знакомых знал, что одна дверца машины у вас не закрывается?

- Это еще зачем? - поморщился он. - Ну знало два-три человека.

- А кто именно?

- Не помню.

- А если очень понадобится, вы сможете вспомнить?

- Ни к чему это уже! - он нетерпеливо оглянулся на жену и шурина, ждавших на крыльце. - Извините, я устал. Спасибо вам. До свидания...

В четверть десятого утра Джума Агрба позвонил в ювелирную мастерскую, попросил позвать к телефону Корольца, но завмастерской сказал, что Королец на работу не вышел. Обеспокоившись, Джума поехал к нему домой. Дверь открыла старая женщина, как выяснилось мать "Пробы".

- Мне Евгения Дмитриевича, - сказал Агрба.

- А его нет, уехал. Да вы проходите.

- Когда? Куда?

- Сегодня, у него самолет ранишний. А вы откуда?

- Из милиции. Кое-что хотел выяснить. Что же он так срочно и куда?

- В отпуск, он еще неделю назад говорил, что хочет в отпуск. Улетел в Калмыкию к приятелю.