Татьяна Степанова - Три богини судьбы

КТО-ТО ЕЩЕ ПРОПАЛ, И Я СЛЫШАЛА ОБ ЭТОМ СОВСЕМ НЕДАВНО… ГУЩИН ГОВОРИЛ…

– Знаешь, Анфиса, а ОН ведь тоже кого-то ищет. – Катя смотрела в темное окно. Переход от прежней темы к теме, которая не покидала ее мыслей, был «логичен» только для нее одной.

Но Анфиса, умница Анфиса, внимательно посмотрев на подругу, странную «логику» усекла:

– Пепеляев?

– Да… нет… Я не знаю, кто это был… Это надо слышать, Анфиса, при этом надо присутствовать. Знаешь про раздвоение личности? Только, пожалуйста, «Психоз» Хичкока не вспоминай, ладно?

– Могу вспомнить доктора Джекила и мистера Хайда, – Анфиса снова в который уже раз покачала головой. – По-твоему, Пепеляев страдает раздвоением личности и именно поэтому он убил столько людей там, на Арбате?

– Я этот твой вопрос задам доктору Геворкяну.

– Когда ты его задашь?

– Когда опять поеду туда.

– Опять двадцать пять! А тебе не кажется, что это уже как наркотик для тебя самой? Не пора точку ставить?

– Но ты же сама говорила – надо разбираться, мы обязаны разобраться в причинах.

– Да, но без фанатизма. – Анфиса помолчала. – Я не знаю, как это объяснить… но мы ведь с тобой лучшие подруги, и я тоже чувствую иногда… Так вот, мне отчего-то не хочется, чтобы ты туда продолжала ездить.

– Брось, Анфиса, это же просто работа.

– Это уже не просто работа. И в конце концов это может быть опасно… Мы же не знаем, ты же не знаешь об этом Пепеляеве… по большому счету, вы до сих пор не знаете об этом Пепеляеве ничего конкретного.

– Характеризующих данных полно, свидетельских показаний.

– Я не это имела в виду. Мне не хочется, чтобы ты продолжала туда ездить. И я не желаю, чтобы ты впускала всю эту гнусь, весь этот кошмар в свою жизнь. Мы ничего не знаем о причинах. Но мы ничего не знаем и о последствиях, Катя. Понимаешь?

ОНИ И ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОГЛИ, К КАКИМ ПОСЛЕДСТВИЯМ НАДО ГОТОВИТЬСЯ.

Не знал этого и ведущий специалист Центра судебной психиатрии профессор Левон Михайлович Геворкян.

В этот вечер… июньский вечер что-то тоже не давало ему покоя, удерживало на работе, хотя планов на этот вечер он еще несколько дней назад строил немало. У них с женой близилась сорокалетняя годовщина свадьбы, и именно в этот вечер Геворкян рассчитывал заехать в известный в Москве армянский ресторан, чтобы заказать банкет на ближайшие выходные. Кроме этого, надо было позвонить дочери в Париж и узнать, каким рейсом она прилетает вместе с мужем и тремя детьми, позвонить в Ереван, побеспокоиться – купила ли уже многочисленная женина родня билеты на поезд, чтобы успеть к торжеству.

Меню армянского ресторана, присланное еще накануне по факсу, пылилось на его столе в кабинете. Долма эчмиадзинская, люля-кебаб, хашлама из ягненка, джермук, кизиловая водка и коньяк «Арарат».

Геворкян обо всем этом совершенно забыл. Он сидел на пульте охраны рядом с дежурным и, не отрываясь, смотрел в монитор. А там, на сером экране, весь бокс и этот «ТРЕТИЙ», как называли все это между собой сотрудники Центра судебной психиатрии, избегая произносить фамилию испытуемого, был как на ладони.

И ОН тоже был как на ладони.

В этот поздний час ОН не спал, хотя в десять часов получил двойную дозу снотворного – внутримышечно.

– Сидит как сыч, – сказал молодой белобрысый охранник. Хотя ОН не мог слышать их, охранник отчего-то говорил сиплым шепотом. – Сидит… А иногда ходит. Когда разговаривает с врачом или санитаром, все вроде ничего… Только рот как-то на сторону кривится у него, я заметил… Но вроде ничего. А иногда сюда, прямо в камеру взглянет…

– Ерунда, – сказал Геворкян. – Камера скрыта, вы же сами знаете, оттуда изнутри невозможно найти ее.

– Найти-то невозможно, – охранник помолчал, – только он знает… видит, прямо в камеру смотрит порой, на меня и…

– Ну, ну, пустяки. Вы здесь все время в ночную смену? – Геворкян покосился на охранника. Совсем еще паренек…

– С Карповым пришлось поменяться, он с девчонкой живет, ну и та претензии стала предъявлять, уйти грозится. А я не против ночных дежурств, холостой еще, только… Вот что я вам скажу, доктор. Неладно тут что-то.

– В смысле? – Геворкян поднял седые брови.

– В смысле вот с ним. Как он смотрит порой оттуда.

– Знаете, я поговорю со старшим смены, они найдут выход из положения, и вы…

– Да я ж сказал, я не против ночных дежурств!

Геворкян посмотрел в монитор. ОН сидел на постели, облокотившись о подушку, и листал журнал. ЕМУ не давали свежих газет, потому что дело о расстреле на Арбате до сих пор не сходило с полос, зато по распоряжению Геворкяна ему давали модные журналы. И как раз сейчас он разглядывал какой-то «глянец» – обувь из новых коллекций, поступивших в столичные бутики.