Татьяна Степанова - Три богини судьбы

– Дело интересное он мне напомнил, понимаешь. Мы-то, конечно, им не занимались. Но и Москва не занималась, вроде как министерство и эти – ихние, тогда уже не фээсбэшники. Но, видно, особо-то никто толком ничего и не делал, не до того было в 98-м, в разгар кризиса обвального, а потом война в Чечне…

– Федор Матвеевич, я по поводу арбатского убийцы…

– А дело вот какое, – Гущина (редчайший момент в жизни начальника управления розыска) было уже не остановить. – Помнишь, была такая Саломея? Да должна ты помнить… Много тогда про нее всего такого ходило по Москве…

– Какая Саломея?

– Предсказательница, ясновидящая. Навроде Ванги.

– Ой, ну, конечно, помню. Но это так давно было.

– Она, потом Кашпировский, затем этот хмырь болотный… как его… ну воду-то все заряжал… Джуна… А эта Саломея-то самая старшая из них была. Я о ней с начала семидесятых уже слыхал, когда в лейтенантах еще бегал. Сплетен, сплетен… К брежневской, мол, дочке она близка, мол, слушают ее там, наверху, как оракула… Советуются во всем. А уж при Ельцине вообще все ее астрологическое хозяйство расцвело пышным цветом. В газетах в открытую писали – мол, гороскопы составляет, прогнозирует… Страна-то разваливалась тогда на хрен. Не знали, уж у какой ведьмы, у какого черта совета спросить, как быть, что делать, чтобы в шею не турнули. А потом она возьми и умри. Одни говорили – от инфаркта обширного, другие – от горя. Сын у нее без вести пропал. Уехал из дома на машине и не вернулся. Это я помню. Машину-то потом нашли – на проселочной дороге у нас в Подмосковье. Я туда не выезжал, так что сам ничего не видел, но знаю – вроде не было в машине каких-либо следов насилия. Вроде как угнана, а потом брошена… А самого этого парня – сынка Саломеи так и не нашли тогда. И следов никаких, и трупа, хотя искали… Как его звали-то… Не помню. Тут Мазин мне на бумажке черканул… Ага, Тимофей, вот как его звали, – Гущин водрузил на свой мясистый нос очки. – Закопали небось где-нибудь парня… теперь уж сгнил… столько лет прошло. Иномарка у него была, а тогда за новые-то иномарки дорогие, впрочем, как и сейчас за «бумеры» разные там, убивали на проезжей дороге. В общем, дело вроде быльем поросло, пропавший без вести – дохлый висяк, перспектив никаких, а Мазин чего-то заново копать решил. Почему, зачем? Туману напустил мне тут. Адрес просит пробить, ну по которому они живут сейчас.

– Кто? Саломея, вы говорите, давно умерла.

– Дочери у нее остались, как он мне сказал. Так вот просит адресок их установить. И место точное, где тогда машину их брата Тимофея нашли. И прям чтоб сегодня вся информация, вынь ему да положь, Михал Иванычу… Привыкли командовать, понимаешь.

– Федор Матвеевич, и все же я к вам по делу нашего, то есть вашего арбатского убийцы Пепеляева, – у Кати от ненужных ей в настоящее время сведений про какую-то Саломею – ясновидящую, о которой она что-то такое глухо помнила, и ее пропавшего сына голова пошла кругом. При чем тут сейчас это?! Когда у нее для Гущина свои собственные важные новости. – Так вот, я была в Центре судебной психиатрии и убедилась, что он, этот самый Роман Пепеляев…

Телефон.

– Обожди, – Гущин взял трубку. – Да, слушаю. Где?

– Пепеляев ненормальный, и в этом, мне кажется, главная причина того, что он…

– Труп в песочном карьере возле Куприяновского лесничества. Женщина убитая. – Гущин по-медвежьи неуклюже полез из-за стола. – Ехать надо туда. Ну вот, и рабочий день начался…

– Убийство?

– Оно самое, давно не было, правда? – Гущин невесело усмехнулся. – А ты говоришь… Вот оно как – одно дело вспоминаешь, другое обсуждаешь, а третье уж в дверь стучится.

– Можно я с вами в лесничество? Мне все равно данные по раскрытию для криминальной хроники нужны, а то все старье какое-то, неинтересно, – Катя тут же оживилась. – А по дороге, Федор Матвеевич, я вам про то, что было в Центре психиатрии, доскажу.

Миссию «рассказать про Пепеляева» Катя выполнила с блеском по дороге на место происшествия. А вот спуститься в карьер, где уже работала оперативная группа, не смогла.

Песчаные карьеры возле Куприяновского лесничества давно уже были заброшены – глубокие рвы, заполненные водой, превращенные в свалку с отвесными крутыми склонами.

Катя осталась наверху возле дежурных машин и смотрела с замиранием сердца, как Гущин ползет вниз по глинистому склону… вот сейчас поскользнется на глине и… рухнет туда… Нет, удержал равновесие, махая руками.