Татьяна Степанова - Три богини судьбы

Голоса… что-то бубнят, о чем-то лихорадочно спорят…

Голоса во тьме…

– Я ГОВОРИЛА, Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА, ЧТО ВОТ ТАК ВСЕ И КОНЧИТСЯ КОГДА-НИБУДЬ – КАТАСТРОФОЙ, БЕДОЙ… Все эти годы, все эти одиннадцать проклятых лет, но ты же ничего, ничего не желала слушать… Думаешь, это сейчас все прахом пошло – сейчас, когда эта милицейская дрянь к нам явилась? Ты ее убила…

– Я ее не убила, слышишь ты, Я НЕ УБИЛ ЕЕ! Она просто без сознания, можно прикончить совсем, но некогда возиться… Тут и так все сгорит дотла, дотла…

– Пожары устраивать ты мастер! Это ты мастерица! Думаешь, только сейчас все это началось? Это тогда началось, одиннадцать лет назад, тогда уже кровь на тебе была, но ты даже следы толком не сумел уничтожить – тот дом не сгорел и подвал цел, оказывается… И они все нашли, они обо всем узнали. Они нашли ЕГО труп и… они выпустили ЭТО оттуда!

– Замолчи! Ты дура! Ты же сама не веришь в то, что плетешь!

– Я верю, и ты веришь… Смотри мне в глаза! Брось канистру, смотри мне в глаза… ты… На тебе уже тогда была ЕГО кровь, и ты… ты втянул в этот кошмар всех нас – всю нашу семью! Из-за тебя мать умерла!

– Она не хотела понять, она ничего не желала понимать! Отказывалась понимать, кем я был на самом деле, кем хотел стать. А ведь это она… она всегда была для меня идеалом, идолом, на нее мне хотелось быть похожим… Я примерял этот образ на себя и… Это была такая мука, такое счастье – и в детстве, и потом, когда я вырос. Ты же помнишь, сестра, ты же видела, ты замечала все это, ты была мудрой… И ты принимала меня таким, каков я есть, а мать… мать ничего не желала замечать! А я хотел изменить себя, стать тем, кто я есть сейчас. Я задыхался в своем теле, как в клетке. Все, все было против меня, а потом появилась реальная возможность. Ты это понимаешь? Реальная возможность осуществить свою мечту… даже не мечту, жизнь свою продолжить, потому что я не мог так больше жить, порой я хотел умереть, покончить с собой… А тут узнал об этой клинике под Бангкоком… я узнал, что это возможно… Только нужны были деньги, очень большие деньги… А потом появилась возможность их взять, и я взял… Там, в нашем магазине, в подвале, когда я забрал их у НЕГО… ОН сам был во всем виноват, он тоже не хотел понять, что мне необходимо все… Эти деньги нужны были мне больше, чем ему, потому что я не мог больше оставаться прежним. Я должен был либо изменить себя полностью, начать жить заново, либо сдохнуть! Но мать… когда я говорил ей об этом, она… она ничего не хотела слышать, не хотела понять меня!

– Она понимала лишь одно – она страстно желала иметь сына, и она его родила, она любила тебя больше всех нас… Тима… Тим… Что осталось ей после того, как ты… как ты это над собой сделал? После того как ты вернулся из той клиники… Из той кунсткамеры, куда кладут на операцию таких уродов, таких извращенцев, как ты, и отпускают их потом в мир еще большими уродами… Что ей, нашей матери, осталось от тебя? Голос, образ? Что? Я тебя спрашиваю! Только слог, коротенький слог в новом имени, которое ты взял, которое стало твоим! Две буквы – и это все! Все, чем ты мог расплатиться с ней, матерью, родившей, обожавшей тебя? Она всегда хотела иметь сына, а ты отнял у нее эту возможность, и все, все для нее потеряло смысл. Знаешь, что она сказала мне перед смертью? «Лучше бы он умер, пропал»!

– Ты лжешь, она не могла так сказать обо мне. Я ведь и вернулся только из-за нее, я мог там остаться и жить… Но я вернулся!

– Ты вернулся, потому что без нас ты – ничто. Преображенный урод, трансвестит, ошибка природы, и только с нами – со мной, с матерью, с Никой, обладающей даром, ты что-то значишь. Но мать умерла из-за тебя, а Ника… Куда ты льешь столько бензина?

– Здесь все сгорит, они тут ничего не найдут. А мы уедем… мы все сядем сейчас в машину и уедем… Ты не думай, ЭТИМ все не кончится, этот дом сгорит, только и всего, а мы… мы все трое будем жить… Ты знаешь, у меня деньги спрятаны, и паспорта есть… Поедем в Украину, там много мест, где нас никогда не найдут, оттуда в Прагу, потом куда-нибудь дальше… На Восток… В мире много мест, были бы деньги, а у нас они есть… Я не знаю, почему ТОТ дом, тот проклятый дом и тот подвал не сгорели тогда. Я все сделал, понимаешь ты это, сестра, я старался… я очень старалась.

– Все бросить, бежать… Столько лет, и все прахом, столько вещей… Столько всего покупали, столько ценного… И все бросить… Я всегда знала, что ЭТИМ все и кончится. Ты вернулся, и наша жизнь превратилась в ад – мать умерла, а потом появился тот старик… лесник… Как он нас нашел?