Лариса Соболева - Бриллианты на пять минут

И тут до нас докатился глухой звук, очень похожий на… выстрел.

Я обмер, прислушиваясь к крикам, доносившимся из здания суда. Ахнула Мари, закрыв лицо руками в перчатках. Что случилось? Ведь это действительно прогремел выстрел, спутать его с другими звуками невозможно. Я опрометью кинулся в здание суда, расталкивая всех, кто попадался мне на пути. Вбежав внутрь, увидел спины. Полиция теснила толпу, но мне удалось прорваться – я имел достаточную силу! – к Арсению Сергеевичу.

Граф полулежал на полу у стены. Рубашка на его груди была окровавлена, кровь продолжала сочиться сквозь пальцы руки, которой он зажимал рану. Во второй руке Свешников сжимал дуэльный пистолет. Стоял страшный шум, кто-то требовал доктора, визжали дамы, некоторые падали в обмороки. Склонившись над Арсением Сергеевичем, я потрясенно выговорил:

– Как же так… друг мой… Зачем?!

– Честь… я доказал… не виноват…

Он умер. Что я испытал, стоя над его телом? Стыд. Огромный, непередаваемый. Защемило сердце, я чувствовал себя виноватым, а самое страшное – теперь я верил графу.

Кто-то тронул меня за плечо, крикнув:

– Посторонись!

Я сбросил чужую руку, отдернув плечо, обернулся и прорычал в ответ:

– Пошел вон, дур-р-рак!

– Где женщина? – послышался громкий и командный голос. – Та, что подходила к арестанту… Кто-нибудь знает эту женщину?

Я поспешил к Мари, запрыгнул в карету, крикнув кучеру:

– Гони, Прошка!

Карета понеслась по улицам Петербурга. Я запрокинул голову назад и ехал некоторое время, закрыв глаза. А видел окровавленную грудь Арсения Сергеевича, его пальцы, сквозь которые сочилась кровь, перекошенное болью лицо… Боль застряла и в моей груди.

– Он застрелился? – услышал я несмелый голос Мари.

– Да, – ответил я.

– Господи, прости нам наш грех, – сказала она и перекрестилась.

– Постойте, постойте… – Я уставился на Мари, которая тихо плакала. – Мария Павловна! Вы… вы передали ему пистолет?

– Да, – созналась она. По щекам ее бежали одна за другой слезы.

– Но как?! Как вам это удалось?!

– В записке, что вы мне отдали, Арсений Сергеевич просил найти человека, который бы передал ему пистолет, когда его поведут в суд. А кого я найду? Где? Я взяла пистолет у папа€ в кабинете… с ковра сняла… зарядила… спрятала в муфту. А потом… потом сунула пистолет ему за сюртук, когда целовала. Я не могла поступить иначе. Влас Евграфович, не осуждайте меня… прошу вас…

Она упала мне на грудь и горько зарыдала. Я же обнял ее за плечи, поражаясь самоотверженности этой девушки. Но что теперь предстояло стерпеть ей!

– Ах, Машенька, Машенька… – сетовал я. – Натворили вы…

Потом я велел кучеру ехать к Белозерским, где передал Мари с рук на руки его светлости князю-отцу, сказав:

– Что бы ни случилось, рассчитывайте на мою помощь.

Он поблагодарил, хотя ничего не понял.

Долго я не мог прийти в себя от потрясения, связанного с самоубийством графа. Ничем не занимался, казнился тем, что не сделал все возможное для его спасения. К тому же я ведь нечаянно стал участником заговора против графа, который он сам изобрел против себя же. Ввечеру я отправился к Никодиму Спиридоновичу, желая высказать ему накипевшее.

Пристав принял меня безотлагательно. Выглядел он усталым и разгневанным.

– Ну вот, – сказал я ему, – вы удовлетворены? Теперь-то граф Свешников доказал вам, что невиновен?

– Кому и что он доказал? – зарычал тот, подскочив. Затем бросил писарю: – Подите вон, любезный. – Тот мигом сбежал, а пристав снова повернулся ко мне: – Граф совершил глупость! Непростительную глупость!

– Граф Свешников решился умереть, доказывая свою невиновность, – отстаивал я покойного. – В его нынешнем положении это был единственный достойный выход, как ни жестоко с моей стороны так говорить. Однако человек, желающий избежать позора путем смерти, разве не заслуживает уважения? Помнится, вы сами говорили…

– Я дурак был-с! – развел в стороны руки Никодим Спиридонович, исполнив шутовской поклон. – А знаете ли, сударь, что графа должны были отпустить из зала суда?

– Как! – изумился я его словам. – Что вы такое говорите!

– Да-с! Нашлись свидетели, которые видели, как он заходил в дом ювелира после выстрелов. После! Мальчонка, что отнес околоточному записку, очень быстроногий. Он вернулся к дому ювелира, ибо работает напротив в трактире половым, и видел графа Свешникова, как тот вошел к ювелиру. А записку мальчишка получил сразу же после выстрелов, которые тоже слышал! И соседка ювелира, мещанка Колтунова, заслышав выстрелы, глядела из окна на улицу. Она подтвердила, что граф Свешников приехал на извозчике после выстрелов в доме ювелира. После! Следовательно, граф не стрелял. Каково, а?