Джон Гришэм - Трибуны

— А что полиция?

— Пока ничего. Хотя рядом с ним нельзя расслабляться. ФБР может в любой момент прийти к Силосу с повесткой. Но я всегда готов.

— Очень похоже на Силоса.

— Он одна большая неприятность. Много пьет, вокруг него вьются женщины, он продает ворованные тачки и выглядит лет на десять старше своего возраста.

— Почему-то я не удивляюсь. Он еще и дерется, как бывало раньше?

— Как всегда. Поаккуратнее говори о Рейке. Никто не любит Рейка так, как Силос. Если что, он на тебе живого места не оставит.

— Будь спок.

Играя в центре нападения или в передовой линии защиты, Силос хозяйничал в середине любого поля, на котором случалось выступать. При росте всего в шесть футов Муни был весьма нехилого телосложения, с огромным торсом, толстой шеей, крепкими руками, ногами и лодыжками. Такая «физика» делала его похожим на силосную башню.

Силос три года играл вместе с Нили и Полом. В отличие от других он зарабатывал по три персональных предупреждения за игру, а однажды получил целых четыре — по одному в каждой четверти. Его дважды прогоняли с поля за удар соперника в пах. Он жил, чтобы видеть перед собой лежащего на земле и вымазанного кровью игрока противоположной линии. «Сейчас он кровью умоется, сучара, — бубнил Силос игрокам, скучившимся на короткое совещание. — Не доживет до конца игры». А Нили только накручивал этого бешеного пса: «Давай, давай вперед — и добивай». Задача Нили сильно облегчалась с каждым выведенным из линии защитником.

Ни одного игрока Мессины тренер Рейк не поносил так часто и с таким энтузиазмом, как Силоса Муни. Никто не заслуживал брани, как он, и ни один игрок не ждал словесного унижения страстно, как Силос.

На северный край трибун — туда, где буйные обитатели пригородов устраивали сумасшедший дом, поднялся пожилой человек. Он занял место в верхнем ряду, сев слишком далеко, чтобы Нили мог его разглядеть. Определенно этот человек хотел побыть в одиночестве.

Уйдя в свои мысли, он замер на сиденье, неотрывно глядя на поле. Вскоре появился первый бегун, медленно затрусивший вокруг поля против часовой стрелки. В этот час на стадион как магнитом тянуло любителей бега и ходьбы, желавших сделать несколько кругов. Рейк не допустил бы подобного абсурда, но сразу после его ухода возникло целое движение за то, чтобы открыть дорожки стадиона для тех, кто за них платил. Ограждать от посягательств газон «Рейкфилд» поручили работникам стадиона, один из которых должен был всегда находиться поблизости.

Как бы не так.

— Где Флойд? — спросил Нили.

— Пока в Нэшвилле. Тренькает на гитаре и пишет никуда не годную музыку. Ловит удачу.

— А Онтарио?

— Он здесь, работает на почте. У них с Такитой трое детишек. Она учительница. По-прежнему очаровательна. И они ходят в церковь пять раз в неделю.

— Значит, он всегда улыбается, как и прежде?

— Да, всегда.

— А что Дэнни?

— Пока здесь. Преподает химию — вон в том здании… Не пропускает ни одной игры.

— Ты когда-нибудь учил химию?

— Никогда.

— И я никогда. Всегда получал «отлично», а учебник даже не открывал.

— Оно тебе надо? Ты же был «Вся Америка».

— Джесс так и сидит в тюрьме?

— Да. Ему еще долго сидеть…

— И где он?

— В Буфорде. Я часто встречал и встречаю его мать, спрашиваю, как он. Она каждый раз плачет, но что я могу сделать?

— Интересно, он знает про Рейка? — спросил Нили.

Недоуменно подняв плечи, Пол помотал головой.

В разговоре возникла очередная пауза. Какое-то время оба молча наблюдали за немолодым человеком, с заметным трудом двигавшимся по беговой дорожке. Две шедшие за ним следом полные молодые женщины о чем-то энергично болтали.

— Ты знал эту историю — почему Джесс на самом деле подписался играть за Майами? — спросил Нили.

— Не то чтобы очень. Ходило много слухов про деньги, но Джесс разве скажет?

— Ты помнишь, как отреагировал Рейк?

— Он чуть его не прибил. Думаю, Рейк сам обещал кое-что парням из «Эй-энд-Эм».

— Рейку хотелось громких побед. Он хотел, чтобы я играл за «Стейт».

— Поэтому тебе пришлось уйти?

— Было уже поздно.

— Почему ты согласился играть за «Тек»?

— Мне нравился их квотербек Коуч.

— Их квотербека Коуча не любил никто и никогда. Так почему на самом-то деле?

— Пол, ты действительно хочешь знать?

— Да, Нили, после пятнадцати лет я хочу знать.

— Пятьдесят тысяч долларов наличными.

— О нет…

— Да. «Стейт» предложили сорок, «Эй-энд-Эм» давали тридцать пять, кое-кто из остальных желал заплатить по двадцать.