Джон Гришэм - Трибуны

— Как семья? — спросил Нили.

— Нормально. Мона беременна.

— Ясное дело, беременна. Пятым или шестым?

— Всего лишь четвертым.

Нили покачал головой. Разговаривая, они сидели в трех футах друг от друга, глядя в пространство. Каждый думал о своем. Из-за манежа доносился шум подъезжающих автомобилей и грузовиков.

— Как команда? — спросил Нили.

— Неплохо, выиграла четыре игры. Проиграла две. Тренер — молодой парень из Миссури, не без способностей. Мне он нравится.

— Из Миссури?

— Ага. Никто в радиусе тысячи миль не взялся за эту работу.

— Ты поднабрал вес, — покосившись в сторону Пола, сказал Нили.

— Я банкир и член «Ротари-клуба», но все равно пока еще способен тебя перегнать.

Пол осекся, досадуя на слова, вырвавшиеся явно некстати: левое колено Нили было в два раза больше правого.

— Ясное дело, перегонишь, — с улыбкой ответил Нили. Он не обиделся.

Вместе они наблюдали, как со стоянки отъезжают последние машины игроков, стараясь взвизгнуть резиной. Традиция самых молодых «спартанцев».

Стадион снова опустел.

— Случалось приходить, когда на стадионе уже пусто?

— Было дело.

— А ты бродил вокруг поля, вспоминая, как бывало прежде?

— Бродил. Потом бросил. Так было с каждым из нас.

— Здесь я впервые с тех пор, как дали отставку моему номеру.

— Ты до сих пор не смирился. Живешь в прошлом и мечтаешь, воображая себя квотербеком «Вся Америка».

— Лучше бы мне никогда не видеть футбола.

— В таком городе выбора не было. Уже в шестом классе мы надели форму, которую дал Рейк. Цвета помнишь? Синий, красный, золотой и черный. Только не зеленый — потому что носить этот цвет было мечтой любого мальчишки. Тогда мы играли каждый четверг и по вечерам собирали болельщиков больше, чем остальные классы. Мы играли такие же игры, как Рейк по пятницам. По той же системе. Воображали, будто мы «Спартанцы» и играем перед десятью тысячами фанатов. К девятому классу Рейклично вел наши тренировки, а мы наизусть помнили все сорок раскладок из его записной книжки. Хоть среди ночи буди.

— Помню их до сих пор, — сказал Нили.

— Я тоже. А еще помню, как на тренировке он заставлял нас два часа бегать на полусогнутых.

— Да, потому что ты постоянно лажался.

— И мы до тошноты носились по трибуне.

— Таким был Рейк, — буркнул Нили.

— Ты считал годы, и наконец приходило время надеть форму университетской команды. Потом ты становился героем, идолом или заводным болваном — в этом городе иначе и быть не могло. Ты выигрывал, выигрывал… Ты был королем в собственном маленьком мире, а затем — пуфф! — карьера окончена, ты играешь в последний раз. Зрители плачут. Невозможно поверить, но за вашей командой приходит другая. И вас тут же забывают.

— С тех пор прошло много лет.

— Пятнадцать лет, дружище. Я приезжал домой, когда учился в колледже, и никогда не ходил на стадион. Не мог даже ездить мимо школы. И я не встречался с Рейком, не было желания. Однажды летним вечером, перед тем как вернуться в колледж и примерно за месяц до вынужденной отставки Рейка, я взял пивка — сразу шесть, целую упаковку, — взобрался сюда и сидел, перебирая в памяти все наши матчи. Просидел так не один час, будто опять видел нас в игре. Представлял, как мы надираем всех подряд. Хорошее было время. Оно закончилось. Осталась лишь боль, а дни нашей славы давно канули, мелькнули как яркий миг.

— Тем вечером ты ненавидел Рейка?

— Нет, я любил его.

— Это каждый день менялось.

— Для большинства из нас.

— Тебе и теперь больно?

— Нет, больше нет. Когда женился, мы взяли сезонный абонемент, потом вступили в клуб болельщиков. В общем, вели себя как все. С годами я стал обычным болельщиком и бросил корчить героя.

— Ходишь на каждую игру?

Пол показал на сектор слева внизу:

— Банк выкупил эти места.

— Для одной твоей семьи?

— Мона очень плодовита.

— Похоже на то. А как она выглядит?

— Выглядит беременной.

— Собственно, я имел в виду формы…

— Хочешь знать, не расплылась ли она?

— Ну да.

— Нет. Мона ест только латук. Упражняется по два часа в день. Выглядит она отлично и хотела пригласить тебя на обед.

— На латук?

— На что пожелаешь. Можно ей звонить?

— Нет, лучше попозже.

Наступило долгое молчание. К воротам подъехала еще одна машина, пикап. Водитель, человек плотного сложения с густой бородой в потертых джинсах и шапочке из джинсовой ткани, передвигался с явным трудом. Обогнув конечную зону, он прошел по краю беговой дорожки. Ступив на трибуну, человек заметил Нили и Пола, сидевших выше и наблюдавших за каждым его шагом. Кивнув, он поднялся на несколько рядов, сел и замер, уставившись взглядом в поле, неподвижный и бесконечно одинокий. Не сразу вспомнив имя, подходящее внешности, Пол наконец произнес: