Лариса Соболева - Злодеи-чародеи

– Господина Загурского.

Пропустить вторично сей знаменательный миг, когда у нее появилась возможность самой заглянуть в гроб исчезнувшего трупа?! Зыбину не удастся в этот раз оставить ее в городе, чтобы она мучилась неизвестностью до следующего утра! Марго так и подскочила – главное, не дать ему слова вставить:

– Голубчик, Виссарион Фомич, возьмите меня с собой! Я вам не помешаю, посижу в сторонке, в карете… Кстати! А как вы собираетесь добираться до имения Загурских? Неужто в коляске? Так ведь сейчас холодно, вам будет неудобно, весна нынче отнюдь не радует нас теплом. А если еще и дождь примется? Почту за честь сопровождать вас в моей карете! И потом, Виссарион Фомич, дело это – такое загадочное, такое необычное, к тому же оно вновь касается гранями своими сфер высшего света! Я вам пригожусь, вы ведь помните, что от меня-то уж побольше вам пользы бывало, чем от ваших дураков-сыщиков! Да и что вы там найдете? Пустой гроб? Я уверена: Загурского в его могиле не окажется, как и Элизы! В котором часу мы выезжаем?

Ну и скорчил же он в ответ на ее пламенную речь физиономию – смех, да и только! Губы расквасил, в глазах – тоска, брови – скорбные, а бакенбарды… страшнее этих бакенбардов его лишь полное облысение! И выговорил обреченным таким тоном, словно ему предстояло самолично в кандалы заковаться:

– Ввечеру-с. Часов в пять, чтоб засветло прибыть на место.

– Буду! Обязательно буду! Благодарю вас, Виссарион Фомич, вы так милы! Прощайте.

Едва лишь хвост платья графини ускользнул за дверь, как выражение физиономии начальника следственных дел мгновенно переменилось. Толстые губы словно бы соединились воедино с мясистым носом, одна бровь взлетела на лоб, вторая съехала вниз, на самый глаз, и он так вздохнул, будто выдохнуть собрался адское пламя. Нет, бабы эт-ти объегорят кого угодно! На ком бы зло сорвать? Он вспомнил и заорал:

– Постовой! Постовой! – Тотчас тот появился, щелкнул каблуками. – Сыщиков ко мне, живо!

Зыбин уселся в кресло, принял грозную позу: выпрямился и уставил кончики всех десяти своих «обрубков» в стол. Перед ним шеренгою выстроились сыщики, подобострастно хлопая поросячьими глазками, ибо они-то живо определили, что начальствующее лицо изволит пребывать в весьма воинствующем расположении духа.

– Ну, наглые ваши хари, чего уставились? – начал ласково так Зыбин, а за этой ласкою угадывалась гроза. Сыщики от ужаса аж дышать перестали. – Сколь раз мне вам повторять прикажете: слухи, сплетни, разговоры в общественных местах – все сие собирать и мне докладывать? До преступлений, до! Чего бельма вылупили, дармоеды?!

И – вразнос их, вразнос.

На деревенское кладбище они приехали в том же составе, если не считать Марго. У Зыбина не было привычки привлекать к столь деликатной «работе» лишних и тем паче посторонних людей. Скрупулезно проверили, не приметят ли в окрестных деревнях огни их фонарей, но густая растительность надежно закрывала погост со всех сторон.

Полицейские старательно копали, время от времени прихлебывая по глотку-другому из своих фляжек (наверняка не воду), а начальник следственных дел, Марго и господин Чиркун сидели в карете. К беседе все трое отнюдь не были расположены, да и какая тут беседа – на кладбище, ночью, под дикие завывания ветра? Несколько даже и жутковато… Зыбин сопел, нет, он не спал, он что-то там про себя думал, кряхтел, вздыхал. Федор Ильич, напротив, изредка похрапывал, от собственного храпа тут же просыпался, извинялся перед Марго и закуривал трубку. У графини мысли в голове роились самые разнообразные; мелькала среди них и такая: если ее муж Николя узнает, что она отправилась на кладбище, черт знает куда, к тому же в обществе двоих мужчин, а тем более полицейских, – будет скандал, причем крупный.

Дверца кареты открылась, и полицейский сообщил:

– Добрались до гроба!

– Вытаскивайте, я иду… – заерзал Зыбин.

Он не стал подавать даме руку – это сделал анатом. К могиле все трое подошли, когда гроб уже поставили у ее края, а на крышку водрузили фонарь. Зыбин, как натуральная ищейка, обошел гроб, разглядывая его с трех сторон. Едва не угодил в могилу, но начальника поддержал полицейский. Марго следила только за Виссарионом Фомичом, гадая – что он там эдакое вынюхивает? Не вынюхал, видимо, потому что резким тоном приказал:

– Открывайте!

В настоящее Софию вернуло очередное крепкое пожатие ее руки. Она с недоумением опустила глаза и пришла в еще большее недоумение, увидев свои пальцы, переплетенные с пальцами Артема. Он и подавал сигнал ей, сам же смотрел прямо перед собой, явно убаюканный тарабарщиной «психа», ибо бессмысленно мигал и таращил глаза. София смущенно попыталась вытащить свою руку, Артем ее не отпустил, и она поморщилась: вот будет неловко, если кто-то это заметит! А ведь заметят! Тот же Денисович, несмотря на то что Софию с Артемом закрывает неширокая спина Валентина. Начальник все-все замечает. Ну, что за глупость – держаться за ручки, как в детском саду! София придвинулась поближе к Артему и, высвобождая свои пальцы, тихо хохотнула: