Лариса Соболева - Коварство без любви

– А вы никого не встречали у реквизиторского стола? – спросил Степа Кандыкова.

Тот, усиленно вспоминая, покачал головой:

– Может, и встречал, но не обратил внимания. Я же не знал, что готовится преступление.

Степан отметил, что Кандыков вел себя странно. Он то вставал, словно забыл что-то сделать, то садился на диван после короткого топтания на месте. Создавалось впечатление, будто Кандыков намерен бежать сию минуту куда глаза глядят. Чего или кого он боялся?

– Вы разделяете мнение вашей коллеги? – снова обратился Степа к нему.

– В общем-то да... – вздохнул тот. Степа смотрел на Кандыкова пристально и без всякого выражения. Евгений смутился. – Люся правильно изложила, но не сказала самого главного. Многолетняя война в театре привела к развалу, мы превратились в плохую самодеятельность. Эра, Юлик, Сеня – это люди, которые не остановятся ни перед чем. А когда обозначилась реальная угроза закрытия театра, тут и пошло-поехало. В этом смысле правдолюбцы Ушаковы всем мешали. Представьте такой поворот: Эпоху снимают, Подсолнух и Швец начинают борьбу за кресло, агитируют проголосовать в свою пользу. Думаете, Ушаковы молчали бы? Никогда. Мешали они, мешали.

Степа встал, из блокнота вырвал листок, написал номер телефона и протянул Кандыкову. Один из важных вопросов оставил напоследок:

– Да, не скажете, кому в театре мешает Клавдия Овчаренко?

– Подсолнуху! – выпалила Люся. Вот кто настоящий сыщик, все и про всех знает. – Клавка же тряпка Юлика. На художественном совете Сеню и Юлика одновременно выдвинули на звание, а представить к званию следовало только одного из них, ну разнарядка такая была – только одного. Голоса разделились, Клавка и отдала решающий голос Юлику. Представьте, унижение: Сенька в этом театре отпахал всю жизнь, а звание получил только недавно. Он не прощает несправедливости к себе.

Степа попрощался и в раздумье спускался по лестнице, когда его сверху окликнула кудряшка:

– Погодите...

Анна прошла в комнату, с опаской косясь на Юлика. Впервые ощутила животный ужас перед человеком, неосознанную опасность, впервые не знала, как себя вести.

Швец был для нее должностным лицом и партнером на сцене, не более. Он приглашал ее на посиделки в своем кабинете, но никогда не опускался с высоты своего величия, чтобы поговорить с ней, он игнорировал ее, отчего было неприятно и неловко. На посиделки ходила лишь потому, что там бывал Виталий Ушаков, в которого влюбилась без памяти.

Как объяснить всем этим людям, бросающим на нее осуждающие взгляды, что она не завлекала в сети Ушакова? Видеть и слышать его – все, этого было достаточно. Анна не кокетничала, не строила глазки, она просто любила его, любила всем сердцем, вернее, пожалуй, не скажешь. И изо всех сил сдерживала себя, твердила: он женат, никаких пошлых интрижек между нами не будет. А потом начались репетиции.

Подающий надежды режиссер из столицы, о котором, правда, никто ничего не слышал, требовал натуральности, жизненной правды, иначе зрителя не привлечь в театр. Он почти раздел Анну, она боролась со стыдом, однако выполняла требования режиссера. Очень хотелось играть в паре с Ушаковым, тем более что Анна получила возможность открыто говорить о своей любви. Но откровенные мизансцены, которые режиссер придумал для спектакля, заставили Аннушку мучительно и сладостно страдать. Она поняла, что просто-напросто умирает в руках Ушакова, пьянеет без вина. Аня жила от репетиции до репетиции, не замечая окружающих. Ночью видела эротические сны, где она и Виталий играли главные роли. Если бы Ушаков проявил сдержанность, она не посмела бы встать между ним и Леной, но он тоже увлекся. Именно увлекся, вспыхнул, как искра, а потом быстро потух.

На премьере в конце сезона после сцены «полового акта», когда круг на сцене повернулся и увез их от зрителя на задний план, Виталий продолжил целовать Аннушку. Им предстояло переждать небольшую картину, затем вновь «выехать» на круге к зрителю. Все десять минут они непрерывно целовались, и хорошо, что Ушаков не захотел большего, Анна не устояла бы. Спектакль доиграла как в тумане. После банкета Ушаков пошел провожать ее и остался на ночь...

Значительно позже Аня узнала, что откровенные мизансцены – требование Юлика. Руководитель творческого состава приказал переплюнуть кино, где голые девки уже приелись, а вот посмотреть на живую обнаженную натуру обязательно придут. Анна усматривала в этом некий тайный замысел, но никак не могла раскусить, какую именно цель преследовал Юлик. Она по возможности старательно избегала его.