Лариса Соболева - Исповедь Камелии

Лицо его сморщилось в довольной улыбке, он снова стал похож на добряка-гномика.

Приехав на дом к Белеву, Виссарион Фомич пожалел, что не вызвал его к себе – слишком шумно. Дети с визгом кавалькадой гоняли по комнатам, за ними носились гувернантка с нянькой. При их налете на гостиную чашка с чаем в руках Виссариона Фомича обычно вздрагивала, чай расплескивался на одежду. А в соседней комнате жена Белева музицировала, но до того скверно, что у Зыбина сделалось нервическое расстройство – так и хотелось хлопнуть крышкой рояля прямо по пальцам госпожи Белевой. Просто пытка!

– Да знать не знаю никакого Шарова! – таращил глаза Белев.

– А мне стало известно, что вы рекомендовали Юлиана Шарова Долгополову в управляющие имением, – невозмутимо произнес Виссарион Фомич.

– Вот еще! – фыркнул хозяин дома. – Кто вам это сказал, кто?

– Племянник Долгополова Евгений.

– Враки, – протянул Белев на низких нотах. – Не давал я никаких рекомендаций, тем более Долгополову. Знаете ли, мы с ним не состояли в приятельских отношениях, так, встречались иногда, говорили о том о сем. Не понимаю, зачем племяннику наговаривать на меня?

– Странно, странно...

Виссарион Фомич надул губы, пристально изучая Белева и думая: кто из них солгал и зачем? Евгения трудно заподозрить в убийстве дяди, хотя мотив у него имеется – наследство и свобода от гнета родственника. Да только слаб он для этого дела, увидев труп, в обморок упал. Куда уж ему убить! Такое даже теоретически невозможно.

– Как, по-вашему, чем отличался Долгополов? – увел в сторону Виссарион Фомич.

– Ничем особенным. Молчун был. Любезностью не отличался.

«А Белеву зачем лгать? – думал в это время Виссарион Фомич. – Ну, никакой выгоды. И даже предположений не имеется, что за цель он преследует, отрицая свое участие в судьбе Шарова».

– Благодарствую за хлеб-соль, – поставив чашку на стол, сказал Виссарион Фомич и поднялся. – Коль что узнаете об этом Шарове, тотчас мне скажите.

– Всенепременно, – заверил тот, провожая его до дверей.

Нет, не верил Белеву Виссарион Фомич, потому, одевшись, подошел к нему вплотную, глядя прямо в бегающие глаза, и взял его на арапа:

– А Евгений-то правду сказал, мне доподлинно то известно. Только вот не пойму, зачем вы отнекиваетесь? Выгода какая вам, а?

Белев в лице переменился, задрожал:

– Помилуйте, о чем вы...

– Не помилую, коль ложь докажу, – коварно щурился Виссарион Фомич. – А ведь докажу, вы сие получше меня знаете.

– Ну, да, да! – разнервничался Белев и перешел на шепот: – Я рекомендовал Шарова... То есть не я, а Долгополов просил, чтоб я всем так говорил. Очень просил, я подумал, ничего в том нет предосудительного... А сам я этого Шарова лишь единожды видел...

– А зачем он просил? – перебил Зыбин.

– Клянусь, не знаю. Нужен был ему Шаров, он ко мне и обратился, а я всего-то хотел уважить его. Верьте мне.

– Отчего же сразу правды не сказали?

– Так ведь убили обоих-с... Я на всякий случай...

– Прощайте, – сказал Зыбин, надевая картуз.

Елагин заскочил в контору Галицкого:

– Мое почтение, Мирон Сергеевич. Ну, как, баржи не пришли?

– Когда б пришли, я б в сей же час сообщил вам, Афанасий Емельянович, – развел руками Галицкий. – С буксирами задержка выходит – сообщение пришло. А тут морозы вот-вот ударят, и так погода долгонько держится. Коль река станет, не дождемся мы барж.

– Худо, – вздохнул Елагин. – У меня и мука, и зерно, да и другого товару немерено. Худо.

– Не расстраивайтесь, Афанасий Емельянович, не сегодня, так завтра придут. Не желаете ли вина?

– Отчего ж? – улыбнулся Елагин. – С удовольствием.

Мирон Сергеевич достал початую бутылку и налил в бокалы красного вина, исподволь наблюдая за купцом. Елагин ему нравился. И образован, и учтив, и хорош собою, и удачлив – баловень судьбы, как в народе говорят. Елагин взял бокал, сделал пару глотков, оценил:

– Великолепное вино. Откуда? Хотя постойте, сам угадаю. Анжуйское? – Но Мирон Сергеевич лишь отрицательно мотнул головой, улыбнувшись. Елагин поднял бокал, изучая цвет. – Не из Франции. Тогда... Цвет чистый, букет...

– Да не гадайте, – рассмеялся Галицкий. – Вино наше, с южных окраин. Нравится?

– Превосходное. – Елагин отпил несколько глотков. – Не уступает лучшим маркам.

– Вы, Афанасий Емельянович, единственный в этом городе, кто способен без предвзятости оценить наши достижения.

– Так ведь обязанность моя такая: знать, понимать, распознавать. Товар у меня разнообразнейший, потому и приходится совершенствовать знания.