Лариса Соболева - Море остывших желаний

Он не закончил, Дина оборвала его фразу:

– Прощайте».

Никак не обозначил Шах своего отношения к записи, к тому, что его жена совершила предательство. Он выпил граммов сто коньяка – а всегда пил по глотку, наслаждаясь вкусом, – выпил и сказал:

– Ты свободен.

Оставшись один, Шах, казалось, вслушивался в себя, не более. Наверное, так и было. Наверное, он хотел понять, какие чувства в нем берут верх. Не определившись, он пошел наверх.

Дина, как обычно, не спала, лежала на боку, уставившись в экран телевизора. Когда вошел муж, она приподнялась, а он не сказал традиционную фразу: «Ты не спишь, Дина?» Он просто остановился у порога, смотрел на нее, словно любовался, впервые увидев. В сущности, он и увидел ее впервые, потому что, как оказалось, не знал Дину.

– Разденься, – приказал он.

Только не ушел в душ, а стоял и смотрел, как она покорно встала, спустила бретели по плечам, как ночная сорочка скользнула по телу и упала на пол. Кажется, Дина ждала, когда он прикажет лечь, но Фарид сам начал медленно раздеваться. Он обошел ее, как обходят экспонат в музее, впрочем, Динара и была живым экспонатом в его доме. Она вобрала все качества истинной женщины: прекрасна, как богиня, покорна, как рабыня, верна, как Пенелопа. Другой такой нет – так он думал раньше.

Фарид целовал ее губы и тело с таким вдохновением, словно никогда этого не делал. И Дина снова отдалась обману, сиюминутному порыву, когда все дурное забывается. Вдруг, когда она достигла пика, у самых губ он прошептал:

– Ты предала меня.

У Дины больно екнуло сердце, она распахнула глаза от ужаса, но он опять прильнул губами к ее губам, да так страстно, что внезапная боль отпустила. А тут еще шепот, искренний, нежный:

– Люблю тебя.

Значит, осознал и простил. В благодарность Дина целовала его, чуть не плача, и улыбалась. Потом она найдет нужные слова, чтобы он понял, почему это случилось. Он поймет. Он изменится. И жизнь изменится. Дина перестанет его бояться, перестанет испытывать стыд после подобных ночей, перестанет ненавидеть себя за малодушие, слабость и терпение, которое называют адским. Теперь она была уверена.

Фарид дошел до финиша. В этот момент рука его взяла подушку и накрыла лицо Дины. Она билась долго, отчаянно, пыталась кричать, но крик глушила подушка, перекрывшая доступ воздуха. Дина зашлась в судорогах, а он, приподнявшись над ней, держал обеими руками подушку, надавливая по краям.

Дина затихла, тело ее расслабилось, а он все держал подушку, находясь в ином измерении, где нет никого, кроме него самого. Наверное, это состояние можно назвать привыканием к полному одиночеству, где больше не найдется места ни одному человеку, будь то сын-дочь, брат-сват, друг-жена.

Много ли, мало ли времени прошло, но он очнулся, из прострации его вернул звук работающего телевизора. Он поднялся с постели, выключил ящик, начал одеваться так же неторопливо, как раздевался. Надел даже галстук, поправил воротник, после этого подошел к кровати и убрал подушку.

Динара... Она все еще прекрасна, но смерть уже сделала ее другой – отдаленной, неземной. К лицу прилипли две пряди, Фарид убрал их, погладил Дину по щеке и сказал:

– Я любил тебя. Ты не оценила...

Иначе поступить он не мог, как ему представлялось. Все знают, что жена предала Шаха, знают и ждут, как он поступит с ней. Так вот, чтобы исключить малейшее неповиновение, вселить страх, Дину следовало безжалостно удавить. Она сделала выбор, у него же выбора не было.

Набрав номер на сотовом телефоне, он вызвал Склифа. Тот явился незамедлительно, правда, заспанный и кислый, но такова его доля – по первому зову бежать к хозяину.

– Бросьте ее в подвал, – сказал Шах, – к сообщнику.

И вышел из спальни, больше не желая смотреть на жену.

Бельмас спал неглубоким сном, как вдруг загорелся электрический свет, заскрежетал поворачиваемый в замочной скважине ключ, заскрипела открываемая дверь. Первой мыслью было: за ним пришли, значит, пришел и его конец. Щурясь от света, Бельмас сел и не сразу понял, что в подвал внесли большой, длинный и тяжелый предмет, завернутый в простыню. Белый тюк три человека положили на матрац у противоположной стены, вышли, ничего не объясняя. В глазах Бельмаса рассеялись темные пятна, он привык к яркому свету, смотрел на необычный тюк, не понимая, что там такое.

Его потянуло посмотреть, и было бы странно, если б не победило здоровое любопытство. Он подошел. Тюк размером с человека. В сущности, мысль и мелькнула, что в простыню завернут человек. Желая убедиться, Бельмас присел и сдвинул простыню... Его отпугнуло лицо женщины, непроизвольно он отшатнулся, сел на пятую точку.