Лариса Соболева - Инструмент богов

– А свести с торгашами можешь? – не отступал Николай.

– Чтоб меня пах-пах? – выставил указательный палец Жося.

– Ну, тогда... еще квочку добудь. Такую же. Завтра в это же время.

Николай попрощался. А во дворе пожурил Фургона:

– Чего заводишься? Он же дразнит тебя.

– Да пошел он... – процедил Фургон, сунув руки в карманы брюк.

– Послушай, – Николай обнял его по-дружески за плечи, – я тебе доверяю, поэтому у меня есть просьба. Подержи Жосю на прицеле. Мне надо знать, куда он пойдет в течение этих суток. Но не спрашивай – зачем, идет?

– Лады, – растерянно произнес Фургон и тут же забыл о последней просьбе. – Гомик тебе на что?

– Потом, Фургон. Сделай одолжение, а? Встретимся здесь завтра в это же время. Бывай.

Сам же Николай переоделся дома в старую и потрепанную одежду, приобретя вид бродяги, и отправился к дому, в который вошли Бимбер с Мадерой. На длинной улице, уходящей вниз, никого не было, кроме малолетних пацанов вдалеке, игравших в любимую игру – войну. Выстроенный совсем недавно кирпичный дом за высоким дощатым забором почти не виднелся. Николай облюбовал место за углом и следил за домом. Шел снег, но Николай проторчал до вечера, изредка попрыгивая, чтобы согреться. В сумерках приблизился к забору, встал на лавку и заглянул во двор. Здоровенный волкодав кинулся к нему, громыхая цепью и оглушительно лая. Николай спрыгнул с лавки, помчался за угол. А ведь не пробраться во двор, жаль.

Заслышав шаги – народ еще не возвращался с работы, – Николай напряг зрение и узнал... Жосю! Гомик семенил по дороге, балансируя руками, чтобы не упасть на скользких местах, потом постучал кулаком в забор того самого двора, который интересовал Николая. На стук разлаялся волкодав, вскоре Жосе открыли калитку, он вошел. Нарисовался и Фургон, подлетел к забору, рассматривая номер дома. Николай вышел из-за угла, позвал его:

– Фургон! Дуй сюда! – Тот немало удивился, слов не находил. – Поехали в «Гильдию», согреемся.

– Ты как здесь?.. – лепетал Фургон, следуя за ним. – Знал, да?

– Молчи, Фургон, мне надо подумать.

Итак, он выяснил, что Мадера и Бимбер сбывают оружие, дальше-то что? Как это поможет ему? Как влезть к ним? Как выйти на убийц Пахомова? Как расколоть их? Он не имел ни знаний, ни опыта в следствии. Да и не расследовал вовсе, куда ему! Действовал по наитию, превратившись фактически в приманку, рискуя каждодневно головой. И еще не понимал: почему бандиты, видя его на свободе, не предприняли мер, чтобы убрать, а ограничились малявой? Почему? Подбросили маляву Кобыле, тот соорудил для Николая мышеловку. Пахло гнилым сговором.

К нему уже относились в «Гильдии» как к завсегдатаю и с уважением, а босяк, с которым он затеял драку в первый вечер, приподнял открытую ладонь в знак приветствия. Последнее время Николай пил много, но не пьянел. Он выпил полстакана, задумался, потом посмотрел на Фургона:

– Скажи, Жося паспорта сам мастырит или достает?

– Сам, сам, – заверил Фургон. – Все шпаргалки (документы), какие в ходу, мастырит. Он тоже ювелир в своем деле.

– Тебе понятно, чем занимаются Бимбер с Мадерой?

– На что они тебе сдались?

– Я ж говорил: меня подставили. – Фургон был ему симпатичен. – Мне нужна твоя помощь.

– А чего делать-то? – подался к нему корпусом парень, что означало согласие. И вдруг радостно улыбнулся. – Фан-Фаныч! К нам идет.

Судя по хмурому лицу, «ювелир» был не в духе, видно, гастроли прошли неудачно. Не поздоровавшись, он и Сонетка уселись на свободные стулья. Кобыла сделал заказ, ни разу не посмотрев на Николая, будто его и не было, пока официант не выставил на стол тарелки и бутылки. Фургон опасливо косился то на друга, то на ювелира, то на застывшую, словно статуя, Сонетку. Тем временем Кобыла разлил водку по рюмкам, кроме Сонетки подняли все, выпили. Закусывая, он вкрадчивым голосом, неожиданно огорошил Николая:

– Говорят, ты мою бабу обработал. Нехорошо, Викинг.

Николай мгновенно просчитал: Фургон сдать не мог, да и времени на это не было. Без сомнения, за ним следят. Вопрос: знают, кто убил Пинжу? Ответ: если б видели его тогда, давно пришили бы.

– А кто говорит? – с безразличием спросил он.

Кобыла растянул губы в иезуитской улыбке и – молчок. Отпираться бесполезно – не поверит, «ювелир» стал на позицию врага, это равносильно смерти. А у Сонетки положение еще хуже – ювелир придумает ей казнь пострашнее смерти.

– Прости, Кобыла, бес попутал, – повинился Николай. – Так ведь баба смачная, а как не дается, смачнее становится, я и скрутил ее.