Михаил Палев - Серебряный ятаган пирата

Кавецкий открыл дверцу стоявшего рядом с ним шкафа и извлек оттуда деревянную шкатулку. Красного дерева, размером примерно пятьдесят на тридцать сантиметров и сантиметров десять в высоту, покрыта резьбой и инкрустацией деревом разных пород.

– Вот здесь она и хранилась почти четыреста пятьдесят лет.

Я увидел в шкатулке изящно оформленную прорезь замка и спросил:

– А ключ? Где хранился ключ?

– А там же, в потайном отделении шкатулки, – пояснил Стрельцов и попросил: – Вениамин Аркадьевич, покажите!

Кавецкий надавил пальцем на один из кусочков инкрустации, из боковой поверхности шкатулки в районе дна выехал маленький ящичек – словно лоток под диск в компьютере. На дне коробочки лежал небольшой бронзовый ключ.

– Цветков нашел этот потайной ящичек с ключом и показал мне, – пояснил Кавецкий.

– А Игорь знал, как открывается потайное отделение с ключом? – спросил я, заранее зная ответ.

– Разумеется! – ответил Кавецкий. – Я при нем открывал эту шкатулку.

– А почему замок вдруг заклинило? Выяснили это? – поинтересовался Тавров.

– Несколько капель цианакрилатного клея в замочную скважину и – вуаля! – объяснил Стрельцов. – В каждом хозяйственном магазине продается.

– Отпечатки? – коротко спросил Тавров.

– Из свежих, внутри и снаружи шкатулки – только Цветкова, Кавецкого и Русанова, – отозвался Стрельцов.

– А откуда у вас образцы отпечатков пальцев Игоря Русанова, если он исчез до того, как все обнаружилось? – с подозрением поинтересовался я.

– Из личных вещей Русанова, – пояснил Стрельцов.

– Вы проводили обыск у него на квартире? – немедленно спросил Тавров.

– Нет, – ответил Стрельцов. – Его личные вещи нам передал завкафедрой, где работал Русанов.

– Хм… интересно! – хмыкнул Тавров. – А почему вы не обыскали квартиру Русанова?

– Прокурор счел проведение обыска нецелесообразным, поскольку в розыск мы его подали лишь по причине совпадения двух событий: пропажи рукописи и исчезновения Русанова, – пустился в объяснения Стрельцов. – К тому же, если он действительно похитил рукопись и пустился в бега, то вряд ли оставил ее дома. Кроме того, мать Русанова слаба здоровьем, а официальный обыск ее, несомненно, глубоко потряс бы… Вдруг померла бы старушка? И вообще, в этом деле нам настоятельно посоветовали тщательно избегать преждевременной огласки.

– Я понял, – вздохнул Тавров.

Наступила пауза, и я немедленно ею воспользовался, поинтересовавшись:

– На входе я видел камеры наблюдения. Неужели мимо них так легко пронести уникальную книгу?

– Тут дело вот в чем, Ме… э-э… господин Булгарин. Доступ в помещение, где хранилась книга, имеет только господин Кавецкий. Ключи хранятся у него. Экспертиза замков показала, что следов, характерных для вскрытия замков отмычками или дубликатами ключа, не имеется. Отсюда под подозрение попали Русанов и Кавецкий: ведь Русанов вполне мог извлечь книгу и спрятать в сумку с фотоаппаратурой, когда остался один в помещении хранилища. На выходе его сумку охранник не проверил: это зафиксировано камерой видеонаблюдения.

– А господин Кавецкий? – возразил я. – Ведь его наверняка охрана не досматривает.

– Дело в том, – вежливо улыбнулся Стрельцов, – что летом господин Кавецкий приходил на работу без сумки или портфеля, одетый в безрукавку и летние брюки. И это зафиксировано видеозаписями. Спрятать в одежде рукопись он никак не мог, даже если бы удалил толстый кожаный переплет.

– Боже мой, боже мой! – разрыдался вдруг Кавецкий, обхватив голову руками. – Сорок лет беспорочной службы коту под хвост! Надо же мне такое на старости лет! Теперь меня отправят на пенсию, да… на пенсию. И поделом! Ничего подобного еще не случалось!

Стрельцов налил в стакан воды и, отпаивая всхлипывающего Кавецкого, принялся его утешать:

– Да будет вам, Вениамин Аркадьевич! Как будто раньше из библиотек ничего не воровали. Если помните, из питерской Российской национальной библиотеки однажды вынесли альбом «Птицы Америки» размером с хороший письменный стол!

– У нас в отделе никогда ничего подобного не было! – выкрикнул Кавецкий, расплескивая воду из стакана. – Как бы то ни было, моя репутация погублена, меня выгонят… Как жить мне теперь? Как?!

Когда мы вышли из Дома Пашкова и направились к станции метро «Боровицкая», Тавров сказал:

– Во всей этой истории есть один странный момент. Пока тетка Цветкова была жива-здорова, шкатулку с рукописью было украсть легче легкого. Но похоже на то, что неизвестный покупатель узнал о рукописи только тогда, когда ее обнаружил Цветков. Но Цветков заверил, что никому не говорил о своей находке. Не стыкуется!