Петр Владимирский - Объяснение в ненависти

«В жизни всегда приходится расплачиваться за все, — подумала Вера. — За доверие — тройной счет. Еще несколько дней назад, когда я ушла от Андрея и вернулась домой, ты ползал у меня в ногах. Говорил, что мой уход — это прежде всего твоя ошибка. Обещал полностью измениться. Просил, чтобы наша жизнь вернулась в прежнее русло. Выклянчил, чтобы мы вместе поехали на это десятилетие «Океанимпэкса» в Одессу. И вот, пожалуйста, все как всегда!»

— Не собираюсь я тебя ни во что посвящать, — ровным голосом проговорила Вера.

И она отправилась на прогулку, исправлять испорченное настроение. В Одессе Вера очутилась впервые. Одни привозят из путешествий посуду, другие — камушки-сувениры, третьи — просто шмотки. Вера всегда собирала наблюдения. Картинки жизни. Она просто всматривалась и вслушивалась, избрав самый лучший способ знакомства: отправиться бродить куда глаза глядят. А уж город сам оплетет тебя неожиданными историями, влезет в уши случайными диалогами, окутает запахом акаций и закружит голову. Гири проблем исчезли, она стала легкой как перышко. Морской весенний бриз, казалось, способен был подхватить ее и унести с собой куда-нибудь в счастливую страну, где нет измен, а есть покой!.. Уж если даже ее любимый Пушкин утверждал: «На свете счастья нет, но есть покой и воля», — то что уж говорить о простых смертных…

Одесса имела свой сценарий общения и свои методы убеждения. Вот перед глазами как будто специально разворачивают живописную сценку. Движется парочка: девушка — раскрашенная во все цвета радуги, как индеец перед ритуальной охотой, милашка того облегченного поведения, которое сразу выделяет ночную бабочку в любой, Даже очень нарядной толпе. Мужчина — матрос иностранного корабля в шапочке с помпоном и широченных клешах, подметающих тротуар. Оба пьяные в дым. Пошатываясь и поддерживая друг дружку, подходят к живописно увитому диким виноградом старому дому. В торце глухой стены, неожиданно высоко вверху находится входная дверь, к ней ведет винтовая железная лестница. Парочка начинает подъем. Звучит «монолог подрывника» или что-то такое же музыкальное, когда одно бледное английское слово расцвечивается многоярусным и разнообразным русскоязычным словесным дизайном с мягким знаком в конце большинства слов. При этом они считают ступени. Поднявшись до середины, сбиваются со счета и, спустившись вниз, упрямо начинают сначала.

Вера идет дальше и видит белые гроздья цветущих акаций. Везущий пассажиров на станции Фонтана трамвай вместе с ними перевозит этот легкий пьянящий запах, аромат одесских акаций. Внезапное желание прокатиться— и вот она уже едет вместе с шумной толпой. В трамвае на крутом повороте пожилая женщина невольно опирается на молодого человека. Вера слышит мгновенную репризу, рождающуюся прямо здесь и сейчас:

— Мадам, вы решили меня согреть? Так на дворе достаточно тепло!..

Вера улыбается. Разве можно грустить, когда вокруг сплошные отрывки из монологов Жванецкого в исполнении Карцева?

Многочисленные кафе вдоль моря уже выставили на тротуары белые пластмассовые стулья и столики. На шестнадцатой станции Фонтана путешественница буквально наталкивается на старичка в белоснежном полотняном костюме и парусиновых туфлях, начищенных зубным порошком. Он сидит на стуле посреди тротуара и высматривает собеседников.

— Молодая дамочка, откуда вы будете?

— Из Киева.

— О! Хорошее дело. А как у вас с гречкой? Говорят, в Киеве совсем нет гречки! Как же вы обходитесь?

— Да нет, все нормально, — смеется Вера. — Есть гречка!

— Точно есть? Вы не обманываете?

— Точно, не беспокойтесь!

— Ха! Она меня будет успокаивать! Это у нас на Привозе все есть. Правда, у пенсионеров нет денег это купить. Но есть все. А в Киеве, вы ничего не путаете, там точно есть крупа?

Вера еле отбивается от полотняного старичка. Но задумывается о том, что надо бы перекусить. Она заходит в прохладную тень открытого верандой к морю зала. Подошедший официант спрашивает:

— Вы будете заказывать по меню или вам рассказать своими словами?

Вера просит «своими словами», и ей рассказывают про варенички домашние, пельменчики ассорти и селедочку под шубочкой, про блинчики и еще о многих других блюдах, но так же уменьшительно-ласкательно. Внезапно проснувшийся зверский аппетит требует и пельменчиков, и блинчиков. К Вере выходит шеф-повар, удивляя вопросом: понравилось ли?

— Еще как! — восклицает она. — Как это вы, мужчина, так готовите, что редкая женщина может сравниться?