Взял все это, кое-как вложил в узел, надо было уходить, уходить, уходить! Ничего не было слышно, но мне казалось, что вот-вот распахнутся соседские двери, люди выйдут из квартир, начнут обсуждать, спрашивать друг у друга, кто стрелял. Я не хотел погибать. Особенно сейчас – Виталик ждал меня… потом, позже.
Когда я выходил, на лестнице стояла темень и было абсолютно, совершенно тихо…
Ребенка я оставил у порога нижней квартиры. Позвонил и ушел, ушел быстро. Выбрался через чердак, по пожарной лестнице спустился на улицу. Перед этим остановился, прислушался: дверь открылась, я услышал удивленный возглас – младенца заметили, я мог быть спокоен.
Я ушел.
Я отошел уже на значительное расстояние от дома, когда почувствовал себя так плохо, что даже не мог дышать. Сел – кажется, это был бордюр тротуара. Согнувшись пополам, переживал эту дикую головную боль. В метре от меня валялась оброненная кем-то из прохожих кожаная перчатка. Чтобы отвлечься, я сфокусировал на ней взгляд. Рассматривал потертую гладь кожи, раструб, украшенный пуговицей, пустые пальцы, еще хранившие форму рук хозяина… Боль понемногу отступала, но на смену ей приходил клейкий ужас внезапного воспоминания: отпечатки пальцев! Я забыл стереть отпечатки пальцев!!!
Боже, как это было глупо!!! Я содрал с себя маскарадный костюм, со злостью отпнул узел с остальным тряпьем.
Приходилось возвращаться!
Я вернулся – и едва не попался в ловушку. Кто бы мог подумать, что их сумеют обнаружить так скоро!
Все время, пока меня допрашивали (в качестве свидетеля!), я думал только о том, чтобы не упасть в обморок.
Я выдержал кошмар этого допроса, второй раз за этот день вышел из дому, пошел обратно, туда, где оставил вещи убитого (бог знает, зачем, в этом не было никакой необходимости!), – взял их, последним усилием воли перебросил через высокий край мусорного бака. Надо было идти к автобусной остановке, ехать домой, к вокзалу.
Но тут так и не отступившая до конца боль внезапно лопнула в голове миллионами огненных шаров!
Со мной случился второй припадок.
…Когда я очнулся в состоянии полнейшей опустошенности, было совсем темно. Несколько минут я чувствовал себя таким слабым, что даже попытки сжать руку в кулак оказались бесплодными. Кожу на лице и шее стянула пористая корка. Наверное, пока я бился в судорогах здесь, на сырой земле, изо рта у меня шла пена.
Силы медленно возвращались. В голове была звенящая легкость и пустота. Я сделал попытку встать – колени дрожали. И все же я поднялся, цепляясь за холодный бок мусорного бака, поднялся…
– Аркаша? Что ты здесь делаешь? Постой, постой… Тебе плохо? Ты что – выпил, Аркаша?
Все еще держась руками за железный бок контейнера, я обернулся – и чуть было снова не свалился в обморок. Передо мной стояла мать Риты, девушки, которую я только что убил, а в руках у нее был ребенок! Тот самый ребенок, которого я оставил возле соседской двери! Я узнал его по одеялу, в которое он был завернут.
Мать убитой мною девушки смотрела на меня, и я видел, что она делает над собой усилие, чтобы смотреть на меня и интересоваться моим состоянием. Ах да, вспомнил я, ведь у нее горе – у нее убили дочь. Но почему она так смотрит на меня? Она не должна смотреть, а я не должен видеть, как она смотрит – и, собрав последние силы, я поднял с земли палку. Ее тяжесть и гладкая поверхность удивили меня только на секунду, потом я понял, что в руках у меня не палка, а труба.
…Она упала тяжело, не издав не единого звука, лишь только последним, инстинктивным движением попытавшись закрыть собой ребенка. Но ребенок не был в чем-то передо мной виноват, и я не мог дать ему погибнуть. Я поднял его. Он плакал. Я вспомнил – когда я впервые взял в руки точно так же спеленатого Виталика, он тоже плакал, плакал навзрыд. Я оглянулся на эту женщину. Как и те двое, она смотрела на меня страшным, неподвижным взглядом.
Я сунул руку в карман и нащупал осколок…
Это все. Остальное вы знаете. Знайте же теперь и то, что для своего сына я сделал все, что мог. К сожалению, мне не удалось выполнить задуманное до конца. До Татьяны, из-за которой Виталику не удалось удивлять весь мир игрой на рояле, мне не удалось добраться. Как вы думаете, простит ли сын меня за это?
Я думаю, что простит. Ведь я сделал все для того, чтобы он не чувствовал себя одиноким.
Они должны были быть вместе – Виталик и Рита, Виталик и Лара…
И теперь они вместе.
Я уйду к ним.
Я не буду им мешать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу