Мэриэл Адамс - Происшествие в замке Ферни - история вторая

— Значит, вы хотите расспросить меня о полковнике, чтобы раскрыть загадку его смерти?

— И найти преступника.

— Я постараюсь вам помочь, хотя все это весьма невесело.

— Милая Катарина, я потому и говорю с вами так откровенно, что вы мне нравитесь, и, кроме всего прочего, я получаю удовольствие от общения с вами.

— Вы очень милая девочка, Мэриэл. Так что именно вы хотели бы узнать?

— У меня есть предложение: досмотреть спектакль, получив от него положенное и всеми нами вполне заслуженное удовольствие, а затем Дэвид отвезет нас ко мне, я угощу вас кофе с бисквитами, и мы обо все поговорим.

— Отличное предложение, — улыбнулась Катарина.

После этого мы спокойно досмотрели замечательный балет Антона Крамера.

Всю дорогу от театра до моего дома мы посвятили впечатлениям от спектакля и разговорам о музыке. Дома я заварила кофе, нарезала лимон, открыла коробку с бисквитами, все поставила на чайный столик в гостиной. Мы разместились вокруг него в низких мягких креслах и только тогда приступили к деловому разговору.

— Так насколько хорошо вы знали покойного господина Зальцмана? — решилась я задать не очень корректный вопрос, но от него зависел дальнейший ход беседы. — Извините меня, Катарина, за бесцеремонность, но, поверьте, это не праздное любопытство.

— Я понимаю, моя дорогая, не смущайтесь. Если вам нужна моя откровенность, то она к вашим услугам… Я очень близко и давно знала полковника. Когда-то он был молодым лейтенантом, а я — балериной. Правда, мы не виделись много лет и здесь, в Сент-Ривере, встретились, можно сказать, случайно, но когда-то… Я не знаю, какая именно информация вас интересует, но готова рассказать все, мне это даже будет приятно: старые люди любят поговорить о прошлом.

— Так ваша любовь к балету — не просто увлечение?

— Не просто… Балет — это для зрителей красивое хобби. Для балерины же — судьба. Ради балета мы отказываемся от многого, не все, конечно, но не все и достигают таких вершин, какие удалось завоевать Екатерине Савельевой, которая превратилась сейчас в престарелую любительницу театральных зрелищ Катарину Савельи. — Так вы — Катя Савельи? — с таким восторгом воскликнул Дэвид, что это вызвало смущенную, но одновременно довольную улыбку Катарины.

— Да, так меня назвали здесь.

Поскольку я не репортер светской хроники и в отношении балета — обыкновенный зритель-дилетант, я лишь смутно помнила это имя, но общение с бывшей звездой балета доставляло немалое удовольствие. Мне она просто была очень симпатична, без всякой причины. Однако пришлось вернуться к прозе, то бишь вопросам, которые должны были пролить свет на некоторые неприятные события.

— Вы сказали, что знали Дэниса Зальцмана много лет, так?

— Да, и готова это подтвердить. Мы познакомились, пожалуй, лет сорок назад, точнее, даже ровно сорок один год. Он тогда был совсем молоденьким и очень симпатичным. Меня только пригласили оттанцевать сезон в пяти спектаклях музыкального театра Сент-Ривера. Для молодой русской балерины это очень неплохое начало карьеры. После первого же спектакля я проснулась знаменитой. Но с Дэнисом мы познакомились до моего триумфа. Мы жили в одной гостинице, несколько раз видели друг друга в ресторане, и он однажды решился ко мне подойти. Что мы тогда говорили друг другу, я не помню, но он очень обрадовался, когда узнал, что я балерина. Он ухаживал за мной очень красиво, но, мне кажется, не думал, что меня ждет слава, поэтому позволил себе влюбиться. Да, молодые люди, сейчас в это трудно поверить…

— Ничего подобного! — тут же воскликнул мой друг. И нужно сказать, что смотрел он на Катарину такими глазами, что трудно было усомниться в его искренности.

— Спасибо, милый Дэвид, но в те годы я была действительно хороша. — Катарина задумалась, словно мысленно вернулась в далекие времена, затем продолжила: — Наш роман длился недолго, точнее — до генеральной репетиции, на которую я пригласила Дэниса. Там я его видела в последний раз перед нашей многолетней разлукой. Дэнис Зальцман по-настоящему знал и понимал балетное искусство, в том числе и балерину Катю Савельи. Он понимал ее лучше, чем она понимала себя. Он ушел из моей судьбы, увидев и осознав, что ему не стоит соперничать с балетом в сердце танцовщицы. Тем самым, получается, он первым признал то, что потом подтвердила рукоплескавшая мне в течение многих сезонов публика. Но это Дэнис мне объяснил только через много лет.