Пабло Де Сантис - Философия и гуманитарные науки

— Вы пока почитайте то, что лежит на столе, это вас развлечет. Мне осталось написать заключение, я его быстро закончу, — раздался голос с той стороны двери.

Я взял со стола бумаги: около ста пятидесяти пожелтевших листов, исписанных на машинке. У них не было заголовка, но я его знал и так. Я быстренько пролистал страницы: одна фраза отсюда, другая — оттуда. Этого все равно хватило, чтобы понять, что здесь записана вся правда, начиная с самых истоков событий — с той экскурсии, о которой мне рассказал Новарио, с той первой смерти.

Я услышал шелест бумаги под дверью.

— Возьмите этот листок и приобщите его к остальным. Пока он последний, — сказал ночной сторож.

Я тут же схватил листок и принялся читать, рассудив, что там, пожалуй, должны быть сведения о моей ближайшей судьбе. В нескольких словах там рассказывалось о смерти Конде, о нашей прогулке по пятому этажу, о моем заточении, том мгновении, когда я нащупал выключатель. Последняя фраза была такая: «Миро охватила тревога, когда он прочел последнюю страницу романа. Он с опаской опустил руку в правый карман пальто и пришел в ужас, обнаружив там…»

Я опустил руку в правый карман и обнаружил там что-то влажное и еще теплое; заглушив крик, я отшвырнул от себя ухо Конде.

Когда я хочу сосредоточиться на хорошей книге, мне не нужно удобное кресло, тишина и свободное время. Я привык читать в метро, для меня это даже предпочтительнее. Ничто не сравнится с тем ощущением, когда ты едешь под городом в разболтанном вагоне линии «А», а сам роман увлекает тебя по своим собственным подземным дорогам. Шум мне не мешает, движение — тоже, остановок я не замечаю вообще, но должен признать, что положение заключенного в доме убийцы никак не способствовало тому, чтобы читать роман Брокки серьезно и вдумчиво, как меня учили в университете, чтобы вычленить самое главное из сложной, запутанной книги с многочисленными сюжетными линиями.

На самом деле, когда автор находится где-то рядом, это заставляет читателя нервничать. У меня были друзья — писатели, которые заставляли меня читать свои рукописи, внимательно наблюдая за моей реакцией, как если бы я был подопытным кроликом; и все это время я чувствовал, что всякий критический отзыв об их творениях автоматически означал бы мое абсолютное осуждение. Поэтому я старался их не обижать. Но любая обида все-таки предпочтительнее лезвия окровавленного топора.

Была еще одна вещь, что мешала мне полностью сосредоточиться и отдаться чтению, — ухо Конде. Отброшенное в угол, оно, казалось, прислушивается к малейшему шуму. В нем до сих пор сохранялась частица силы его хозяина.

Пока я читал, Омеро Брокка с той стороны двери редактировал последнюю главу своего произведения. Наверное, еще ни один критик не пользовался подобными привилегиями: я даже слышал скрип пера по бумаге. Скрип был настолько пронзительный, что я явственно представлял себе страницы, покрывавшиеся длинными строчками, по мере того как слова, ложившиеся на бумагу, продвигали роман к завершению.

Согласно разрозненным упоминаниям, содержавшимся в романе, предыдущие произведения Брокки — которые я не читал — были написаны в жанре научной фантастики. В рассказе «Заклинание» читатели таинственной книги становятся жертвами колдовства, превратившего их в горы страниц — в слова, которые они читают до конца жизни. В рассказе «Перо» автор использует кровь своих врагов, чтобы произвести редакторскую правку автобиографии: когда он заканчивает работу, он видит, что все слова, написанные за несколько дней, месяцев и даже лет, до сих пор не просохли и отказываются фиксировать на бумаге свою историю.

Сам Брокка отзывался об этих рассказах как-то даже презрительно. По его собственным словам, они принадлежали чистой литературе. В этом последнем романе все потуги воображения были отброшены, и он ограничился рассказом о реальных событиях.

Я читал роман, пропуская целые абзацы, поскольку поиски выхода интересовали меня куда больше, чем литературные достоинства произведения. Я читал эту книгу, как читают религиозный трактат: в поисках спасения. Поэтому простите мне сбивчивые суждения и неточность в деталях.

Сведений о семье автора было немного, и я их уже знал из воспоминаний Бреста. После ссоры с отцом (который продолжал работать в том же самом секретном отделе Центрального почтамта) Брокка переехал в пансионат, в центре города. Там он нашел своих единственных друзей, троих студентов инженерного факультета, которые в свое свободное время занимались изготовлением самодельного оружия: «коктейли Молотова» с замедленным действием, дротики, гранаты с нервно-паралитическим газом.