Эйлет Уолдман - Смерть берет тайм-аут

— Отдохни, любимая, — предложил он.

— Сейчас, — огрызнулась я, и мне тут же стало за себя стыдно.

— Ого! — он поднял вверх руки. — Что случилось?

— Извини пожалуйста. Меня просто все это очень напрягает, — я махнула рукой на кипу газет.

— А обед не поможет? — он скользнул руками по моей талии и положил их на живот. — Проглота надо покормить.

Питер всегда давал чудесные прозвища нашим малышам. Я прильнула щекой к его руке:

— Да, обед поможет.

— Что-нибудь желаешь? Что-то особенное?

Я страстно желала, чтобы хоть час в блестящей, но несколько дурной голове мужа не появлялось никаких безумных идей. Однако я не возражала против двойного гамбургера и хорошо приготовленной картошки-фри.

Взяв сэндвичи, мы отправились в парк через дорогу. Дети слопали свои бутерброды и помчались кататься с горки. Мы с Питером сели на траву так, чтобы нам было их видно, и начали разговор.

— То есть, ты хочешь сказать, что восстановленные воспоминания Лили могут оказаться ложными.

Я убрала его руку от своего пакетика с картошкой.

— Кыш. Я ем за двоих, забыл? — Я откусила гамбургер и с полным ртом продолжила: — В общем, да. Конечно, в случае такой травмы, как смерть матери, возможно подавление воспоминаний. С другой стороны, в воспоминаниях о сексуальном насилии должно быть что-то особенное. Отчего-то. Может, потому что насилие происходит много раз, и ребенок не может его избежать.

Я проглотила последний кусочек своего гамбургера и покосилась на его сэндвич.

— Не наелась? — спросил Питер.

Мне показалось, что он смотрит на мой живот.

— Я беременна, — ответила я в свою защиту.

Он протянул мне остатки детских бутербродов:

— Значит, надо есть. Итак, какие виды воспоминаний могут быть подавлены?

— Воспоминания о травмирующих событиях подавляются из чувства самосохранения. То есть, должно производиться насилие, которого ребенок не может избежать физически. Поэтому он старается избежать его психологически.

— Ты думаешь, что воспоминания Лили именно такие?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Смерть матери — серьезная эмоциональная травма. Однако это не насилие, которое повторяется много раз. Но с другой стороны, отсутствие матери можно назвать и длительной травмой. Возможно, это то же самое.

— А есть ли какой-нибудь тест, который показывает, внушенные ли это воспоминания?

— Нет. Определить, которые воспоминания ложные, невозможно. После того как их внушили, человек воспринимает их как реальные.

— И как же ты собираешься узнать, на самом деле она стреляла в мать или вспоминает то, чего не было?

— Нужны еще доказательства. Может ли кто-то другой подтвердить версию, которую вспоминает Лили? Она была в комнате одна с матерью, поэтому найти убедительные доказательства совсем непросто. Но все-таки стоит попробовать.

В этот момент мы услышали крик ужаса. Бросились на детскую площадку и увидели Руби, которая одной рукой прикрывала рот, а дрожащим пальцем другой показывала на брата, который сидел в углу на корточках, с выражением глубокой сосредоточенности на лице.

— Он какает! — прошептала она. — Он какает в штаны!

Исаак немного смутился.

— О боже, Исаак! Ты правда это делаешь?

— Нет, — спокойно произнес он.

— Слава богу!

— Уже нет. Я все сделал.

— Зайка! Но почему? Ты же большой мальчик! Почему ты не попросил меня или папу отвести тебя в туалет?

Я взяла его на руки и почувствовала очень неприятный запах.

— Я был очень занят, — сказал он.

— Чем же?

— Каканьем.

— Фу! — закричала Руби. — Фу, фу, фу!

Может быть, моя дочь подавит ужасные воспоминания о том, как ее брат наложил в штаны на городской площадке. Точно знаю, что я с удовольствием забыла бы весь процесс мытья после этого.

Как и ожидалось, на следующий день о Лили писали все серьезные газеты. Она по-прежнему не отвечала на мои звонки, и, расстроенная, я решила поехать в Оджай. Мой долг сообщить Юпитеру, что мы больше официально не занимаемся его делом, был хорошим прикрытием для необходимого разговора с доктором Блэкмором.

Впервые в жизни мне повезло — пробок не было, и вскоре я, до упора открыв окно и вдыхая соленый воздух, двигалась по шоссе вдоль южного побережья. Мне стало так хорошо, что я ужасно захотела есть и остановилась выпить финикового коктейля. Это южнокалифорнийское лакомство на вкус такое же мягкое, как и на слух — ликер из сладких спелых фиников. Я расслабилась на некоторое время, потягивая прохладный напиток и рассматривая серферов, которые покачивались на волнах, как тюлени, забравшиеся на льдину понежиться в лучах солнца. Вдалеке морская зыбь угрожающе превращалась в серьезный бурун. Серферы принялись яростно грести, и когда волна подхватила их, они, вскочив на ноги, заскользили по белоголовому гребню. Один за другим они скрывались в морской пене, и в конце концов остался последний. Одинокая покорительница моря изгибалась и ловко балансировала, с непроизвольной грацией приближаясь на волне к берегу. Темный костюм не смог скрыть выпуклости в районе бедер и груди, когда волна вынесла ее на мелководье, и она умело спрыгнула с доски, тряхнув длинными светлыми волосами. В такие моменты мне становится совершенно ясно, почему я живу в Калифорнии.