Эйлет Уолдман - Смерть берет тайм-аут

Впервые дети не вывели меня из себя, пока одевались и собирались в школу. Словно охотничьи собаки, они повели носами, почуяв блины. Со скоростью молнии оделись, застегнули на липучку мокасины, уселись за кухонный стол и вымазали вареньем физиономии.

Исаак мгновенно проглотил своего Микки-Мауса, затем обошел вокруг стола и уткнулся головой мне в живот.

— Мама, — позвал он.

— Что, зайка?

— Ты очень красивая в этой пижаме.

Я взглянула на свою футболку и красные брюки-капри:

— Это не пижама, детка. Это обычная одежда.

Он окинул меня критическим взглядом:

— Все равно, ты красивая.

Я поцеловала его в макушку. Девяносто девять дней из ста каждое утро дети только и делают, что пререкаются и изводят друг друга и меня. А потом, когда у меня практически не остается сил, они снова заряжают мои батарейки и наполняют энергией, чтобы я могла и дальше крутиться в колесе жизни.

— Ты тоже у меня прелесть, — ответила я сыну.

Когда дети позавтракали и сели смотреть телевизор, я взяла телефон. Помощница Лили не сразу поняла, чего я хочу, но в итоге подруга подошла. Когда я поведала, какой разговор произошел у меня накануне вечером с Артуром, на другом конце трубки повисла гробовая тишина.

— Лили, ты меня слышишь?

— Да. Да, я слышу. Извини. Артур просто волнуется обо мне. Ты же знаешь, как на меня действует эта ситуация. Он просто принимает все близко к сердцу. Извини.

— Тебе не нужно извиняться. Только…

Я умолкла.

— Что? — спросила она.

Как я могу сказать Лили, что считаю ее бывшего мужа трусливым ничтожеством и хочу, чтобы она порвала с ним раз и навсегда?

— Он не производит впечатление самого сильного человека в мире, — пробормотала я, запинаясь.

Она вздохнула:

— Мне пора идти, Джулиет. У меня съемка в журнале «Стиль» через пятнадцать минут, а я еще не накрасилась.

Я развезла детей и поехала в Пасадену, в резиденцию Церкви. Я не знала, получится ли встретиться с Поларисом, не договариваясь заранее, но даже если меня и не допустят в святая святых, не помешает немного там осмотреться.

Я как можно быстрее свернула с оживленного шоссе и поехала по улочкам в менее примечательных уголках Пасадены. В Лос-Анджелесе есть много районов, которые выглядят точно так же — длинные прямые проспекты с галереями магазинов по сторонам. Мешанина из вьетнамских забегаловок, гватемальской почтовой службы и мексиканских туристических компаний. Телеграфные столбы и светофоры сплошь увешаны объявлениями наподобие «Эрнесто Акоста, кандидат на должность судьи главного суда первой инстанции, Рут Таганс, кандидат на должность городского советника, чтобы проголосовать „против“ наберите 6, „за“ — 113». Я любила эти уродливые районы города точно так же или даже больше, чем кварталы пышных особняков с искусственными лужайками или извилистые каньоны, за склоны которых цепляются непрочные домишки, бросая дерзкий вызов богам землетрясений и оползней. Сумасшедшая смесь утонченной элегантности и ветхой тесноты, прекрасной природы и городской грязи — это и есть Лос-Анджелес. Вот почему все, кто любит этот город, защищают его от нападок клеветников. Во всех городах бедность соседствует с богатством, но здесь мы, по крайней мере, не притворяемся.

Резиденция Церкви располагалась на широком бульваре с роскошными домами за высоким металлическим забором. Я съехала на обочину, размышляя, что бы такое придумать, чтобы охранник на проходной меня пропустил. В это время я увидела, как к проходной с той стороны забора мчится «БМВ» черного цвета. Водитель притормозил только у будки, где охранник в спешке поднимал шлагбаум. Раздался скрежет, поскольку машина рванулась вперед, не дождавшись, пока шлагбаум полностью поднимется. Шлагбаум царапнул по крыше, охранник выскочил из будки, возмущенно размахивая руками и крича что-то вслед удаляющемуся автомобилю. «БМВ» несся вниз по улице, и, сама не зная, зачем, я устремилась за ним. Мне удалось рассмотреть красное и рассерженное лицо водителя. Им оказалась Лили.

Лили сама помогла мне. Она остановилась у первого же кафе. Я последовала за ней на стоянку и припарковалась подальше. Сползла вниз на сидении и поправила зеркало заднего вида, чтобы хорошо ее рассмотреть. Через секунду дверца водителя распахнулась. Лили выбралась из машины, теперь очень бледная, и направилась к кафе. Я сидела, постукивая по рулю пальцами, и пыталась сообразить, что делать. Меня одолевали противоречивые желания. Я хотела выскочить из машины и утешить подругу. Но вместе с тем в душе шевелился червь сомнения, и я не могла не думать, с чего это Лили ездила к Поларису, почему она так расстроена, и какое отношение все это имеет к убийству Хло Джонс. В конце концов, я пошла за ней. Войдя в кафе, я увидела, что она стоит у бара и ждет кофе. Заметив меня, она побледнела еще больше.