Укатанная в асфальт, бетон и камень, городская земля помнила о своем степном прошлом.
Ефим почему-то представил, как плыли когда-то по волнующемуся ковыльному морю сотни затянутых в доспехи из конской кожи степных воинов.
Век за веком шли они вслед за солнцем на запад, заставляя в томительном страхе трепетать гордых европейских рыцарей, вставленных в стальные коробки своих полированных панцирей, словно улитки в скорлупу.
А те и сами были парни не из робких.
В своей маленькой, обогреваемой Гольфстримом континентальной теплице, они сгибали в бараний рог всех, до кого только могли дотянуться тяжелыми копьями. Но в лице степных всадников перед ними вставала совсем не изнеженная ласковым европейским климатом оранжерейная фауна, бить которую они привыкли. С Востока, из-за далекого горизонта на них накатывалась нечто совсем другое. Дети степей, – твердые, как принесенные ледником валуны и суровые, как декабрьский ветер.
Ефим подумал: наверное, такой же мистический ужас, что средневековые рыцари Европы испытывали перед степняками, солдаты вермахта, ощущали, перед идущими на них армиями непробиваемых «тридцать четверок». Их делали тут недалеко – шагах в ста от улицы Машиностроителей.
На тысячи километров к Западу и Востоку от города расстилалась степь. И везде возвышались над ее ровной плоскостью невысокие, сглаженные временем конусы курганов.
Их раскапывали археологи. И находили в земле под толстой травяной шкурой захоронения ее древних обитателей – белые кости, вишневые осколки керамики блестящие жирным золотом ювелирные украшения и изъеденные коррозией ржавые наконечники стрел. А иногда – странные вещицы, о назначении которых умные историки ничего сказать не могли. Как, например, загадочные полые цилиндры из некорродирующего железа.
Охотники за необычными явлениями высказывали мысль о том, что странные вещи из курганов – дело рук инопланетян. Ефима подобное объяснение не удовлетворяло. Скорее всего, думал он, у древних имелась какая-то своя система получения знаний о мире. Он предполагал, что она была основана на Интуиции. Умея прислушиваться к ней, кочевые любознатцы выведывали у Природы такие тайны, что и не снились нынешним академикам. Наверное, не случайно, глагол ведать , в дальних сибирских деревнях до сих пор употребляется в значении – располагать сведениями, полученными не из собственного опыта и не от другого человека, а возникших в голове как-то иначе.
Летом сорок первого к подножью одного из не раскопанных плоских курганов, начали прибывать длинные эшелоны со станками, моторами, и людьми. Пунктом отправления литерных поездов была Украина, по которой уже шли танковые колонны врага. В вагонах находилось демонтированное оборудование завода автотракторной техники.
Так здесь, на окраине старого сибирского города и родился Машиностроительный. После войны в честь своего первого директора завод получил дополнение к официальному названию: имени Бачурина.
Ефим вернулся из далекого прошлого и снова пошагал по улице Машиностроителей, пытаясь сосредоточиться на событиях дня сегодняшнего.
Но мысли опять унесли его в прошлое, хотя и не такое далекое. Майор вспомнил вечер, случившийся год назад.
Он сидел в пивной «У дяди Акопа» и пил пиво.
Вместе с ним на открытой террасе находились Гарри Григорьевич Гергелевич, инженер Мамчин и прибившийся к ним Тима Топталов.
У стойки стрекотала о чем-то с барменшей Тая Тесменецкая. Время от времени, она, шурша длинным зеленым платьем, появлялась рядом с мужчинами. Напомнив о себя, она опять убегала к барменше разматывать бесконечную нить женских сплетен.
Садящееся солнце заливало улицу яичным светом. Недавно закончилась дневная смена, и поселок лениво потягивался после рабочего дня. Ветерок осторожно шевелил листья старых тополей. В нем чувствовался горький запах разогретого металла, долетавший с завода, и сладкий аромат летней степи: она начиналась разу за последними домами улицы Машиностроителей.
Прошлым летом, они регулярно собиралась в пивной «У дяди Акопа» на, как говорил Гергелевич, «философические вечера».
На столике ловили солнечные лучи тяжелые стеклянные кружки с рыжим пивом, и горкой лежала стальная вобла. Этой ценнейшей закуске они были обязаны Тиме Топталову.
Тимофей Павлович вел себя в их компании уверенно.
Ефим с некоторым удивлением отмечал, что Топталов, не имеющий не только высшего, но и законченного среднего образования, участвовал в «философических» беседах совершенно на равных. Все, что он говорил, вполне соответствовало интеллектуальному уровню их компании. «Что ни говори, образование – образованием, а голова – головой!» – сказал себе Ефим, размышляя над этим фактом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу