Александр Скрягин - Формула власти

– Иванченко? – переспросил Контрибутов. – Что-то не помню…

– Ну, на биостанции работал… Медик, обезьянами занимался?

– А!.. Вспомнил. Но я с ним знаком не был… Я его только в лицо знал… Я же с биостанцией особых дел не имею… Я вообще там бывать не люблю.

– Ясно. – кивнул Ефим. – Тогда вопросов больше нет.

Контрибутов поднял свой монитор, прижал его к животу, осторожно протиснулся в дверь и зашагал по коридору.

– Владимир Иванович, можно тебя на минуту! – обратился к коменданту Ефим.

Они отошли в сторону.

– Володя, как ты насчет шахматной партийки в обед, а? – конспиративным тоном, понизив голос, спросил Ефим.

– Положительно. Сыграем две. – очень тихо ответил комендант, строго обводя глазами присутствующих.

Но в этот обед сыграть в шахматы им не удалось.

Не успел инженер скрыться за ближайшим углом, как гирлянда снова погасла.

И как не тряс Владимир Иванович провод и не щелкал пальцем по розетке, гирлянда не горела.

Но все-таки снимать гирлянду, к радости Тамары, не пришлось.

Внимательно осмотрев провод, комендант нашел обрыв у его входа в штепсель. Видимо, он сам повредил провод, когда, вешая, наступил на него и потом сильно дернул.

– А, как же это она только что горела? – удивлялся он. – Обрыв же полный… Наверное, концы как-то случайно соприкоснулись, вот она и зажглась!

Присоединив провод к вилке, Владимир Иванович надежно замотал место контакта изоляционной лентой.

Гирлянда загорелась и теперь уже продолжала светить без всяких сюрпризов.

Но как только Владимир Иванович с моральной помощью Ефима в виде дружеских советов и ободрения, все это закончил, коменданта неожиданно вызвал к себе Федоровский и отправил на станцию получать контейнер с каким-то особо ценным оборудованием.

Шахматная партия в тот день так и не состоялась.

Вот такой предновогодний сюжет почему-то вспомнился майору Мимикьянову, пока он шел теплой летней Колосовкой к железнодорожному виадуку.

Ефим поднялся на виадук и медленно пошел по его старым доскам.

Справа располагался Тихий океан, слева – Атлантический.

Но они были далеко. А рядом, если оглянуться, несокрушимым средневековым замком высился бывший Институт волновых явлений. Если же смотреть прямо, то метрах в ста пятидесяти глаза упирались в длинный краснокирпичный корпус. Он был построен почти век назад вместе с транссибирской железной дорогой.

Когда-то в нем помещались путейские мастерские, а теперь находилось хозяйство цыганского барона Василя Штирбу.

Майор Мимикьянов остановился у спуска и глубоко вдохнул горьковатый станционный воздух, пахнущий креазотом, сгоревшим углем вагонных титанов и тревогой. Он окинул взглядом поселок и начал спускаться вниз по деревянным ступеням.

Оказавшись на земле, майор отыскал взглядом петляющую в зарослях полыни тропинку и направился к барону.

Перебравшись через многочисленные пути железнодорожного тупика, и миновав защитную лесополосу, Ефим остановился перед большими – в два человеческих роста – железными воротами. Ворота были чуть приоткрыты. Майор протиснулся между створками, и тут же в грудь ему уткнулись парные стволы охотничьего ружья.

Ружье держал смуглый черноволосый человек в черной бархатной безрукавке и с бородой, возможно, сделанной из этого же материала.

– Чего хотел? – негромко спросил часовой.

– Василия Романовича. – ответил майор.

– Зачем? – в голосе цыгана зазвучала настороженность.

– По делу.

– Как звать?

– Мимикьянов.

Чернобородый часовой вгляделся в Ефима и, будто что-то вспомнил. Он отодвинулся в сторону, и новым, мирным голосом сказал:

– Проходи.

Ефим шагнул на широкий двор.

Цыганский барон Василь Штирбу стоял в середине обширного пространства, прилегающего к зданию бывших мастерских. Пространство покрывал асфальт, но по центру двора змеились стальные нити рельсов. Они уходили прямо в огромный раскрытый зев кирпичного ангара.

Высокий, широкоплечий Василь был одет в старые джинсы, защитную рубашку и кожаную безрукавку. В его короткой черной бороде поблескивали на солнце закрученные седые колечки. Он наблюдал, как трое чернявых мужиков вынимали из грузовой «Газели» картонные ящики и относили в раскрытые ворота бывших мастерских.

– А ну, поторопимся, хазарюки! – строго прикрикнул он.

– Доброго здоровьичка, Василь Романович! – еще издали поднял ладонь в приветственном жесте Ефим.