Александр Скрягин - Формула власти

Он поднялся по темной деревянной лестнице с чисто выскобленными ступенями и остановился у обитой лаковыми дощечками двери. Майор прислушался к тому, что происходило в квартире. Там уже не играли. Майор нажал белую кнопку звонка.

За дверью раздались шаги, а затем, мягкий звук открываемого замка.

Дверь распахнулась, и на пороге он увидел Еву Станиславовну. На него пахнуло дорогими духами. Как всегда, Туровская одета была так, словно готовилась идти на концерт или принимать гостей. Она была в тонком зеленом шелковом платье, ее веки умело подведены, а на голове уложена короной толстая коса цвета спелой пшеницы.

– Ой, Фима, ты?

– Здравствуйте, Ева Станиславовна! Пришел с визитом. Не прогоните?

– Что ты! Как хорошо, что пришел! И вовремя! Мы с Танечкой как раз закончили!

Из-за высокой фигуры хозяйки выглядывало личико крохотной девчушки с белым бантиком в русых волосах. В руках она держала большую черную папку величиной почти такую же, как она сама.

– Я пошла, Ева Станиславовна? – спросила она, подняв головку с круглыми глазами. В свете коридорного абажура они казались фиолетовыми.

– Иди, Танечка. До среды. И помни! Левая ручка! Сыграла правой гамму, а левой два раза пробеги! И все у нас будет хорошо! Вот увидишь!

– Хорошо, Ева Станиславовна! – радостно кивнула, освобожденная узница музыки и выкатилась за дверь.

– Проходи в комнату! – улыбнулась Туровская Ефиму. – Я нам сейчас кофе по-варшавски сделаю!

Ефим вошел в знакомую комнату с массивным черным корпусом старого фортепиано. На его верхней крышке высилась стопка пухлых нотных тетрадей и стояла маленькая вазочка синего стекла с букетом крохотных желтых степных цветов.

В этой комнате всегда, даже в пасмурную погоду, было очень светло. В каждой из угловых стен было прорезано по два окна, заливающих сосновый паркет живым светом.

Когда-то выпускницу среднего музыкального училища Еву Веневскую направили преподавать в музыкальную школу станции Колосовка. Здесь русская полька познакомилась с неженатым начальником станции, тоже поляком по происхождению, Адамом Туровским. Он был старше ее на пятнадцать лет. Но она приняла его предложение выйти за него замуж. Что было этому причиной – любовь или высокое для Колосовки служебное положение жениха – не известно. Но они поженились, дружно прожили двадцать лет и вырастили дочь.

Жизнь не пощадила Адама Туровского. Он умер на рабочем месте в результате сердечного приступа, не достигнув пенсионного возраста. Дочь окончила консерваторию в Новосибирске, вышла замуж за набирающего известность пианиста, и уехала с ним в Германию. С тех пор Ева Станиславовна жила одна.

Дочь звала ее к себе в Гамбург. Казалось, ей уже незачем было оставаться на небольшой сибирской станции, но она почему-то не уезжала. Так и оставалась в поселке, продолжая учить колосовских детей вокалу, нотной грамоте и игре на фортепиано.

На светлой стене рядом с фортепиано висела фотография Адама Туровского в старой железнодорожной форме с петлицами, делающими его похожими на довоенного польского офицера.

Дед Адама родился в Лодзинском воеводств и оказался на территории России после присоединения Западной Белоруссии. Во время войны он воевал в составе сформированной на территории России армии Людовой, и вполне имел возможность уехать после победы на историческую родину. Но не уехал. Влюбился, как случалось тысячи раз, в холодную, грубую, но почему-то притягивающую к себе страну. Ее дикий, насыщенный непонятной энергией воздух незаметно просочился в его душу, осел там, и мягкая атмосфера его настоящей родины стала казаться ему серой и безвкусной.

– Вот и кофе! – сказала Ева Станиславовна, входя в комнату с подносом в руках. – По-варшавски, с пенкой, как ты любишь!

Лучше кофе, чем тот, что варила преподавательница музыки, Ефим нигде и никогда не пробовал.

Кофе по-варшавски готовится так. Сначала, в турке варится черный кофе без сахара, затем, после закипания процеживается. Потом, в кофе добавляется немного сахара и сливки, и он снова доводится до кипения. В результате получается густой темный напиток. Бодрящий, как ожидание свидания, и мягкий, как шелковистая женская кожа.

Ефим и сам часто готовил кофе по-варшавски, но так как у Евы Станиславовны у него никогда не получалось. Как впрочем, и ни у кого. Должно быть, она что-то туда добавляла. А, может быть, дело было в ней самой. Приготовление кофе – это, вообще, волшебство и тайна.