Александр Скрягин - Тайная геометрия

Кокин замолчал с видом человека, успешно выполнившего сложную работу.

– Что – «все»? – с видом человека недовольного услышанным спросил Ефим.

– Грибков, действительно, ни коим образом к ограблению инкассаторов не причастен… – обозначил румяными губами начало улыбки Кокон. – После того, как Окунь явился с повинной и процедуру ограбления, включая их с Ларкиным подход и отход с места совершения преступления, подробно описал, всякие сомне6ния на этот счет отпали.

Мимикьянов почесал сросшиеся на переносице волчьи брови.

– А чего это Окунь вдруг с повинной явился? Неужто совесть заговорила? Ангел с белыми крылами пред очами встал, и Окунь его испугался? Что-то слабо вериться… – с сомнением произнес он.

– Он не ангела, он Бешеного Балалая испугался! – весело сверкнул глазами Кокин. – Тот его через свою агентуру вычислил и уже почти за хвост поймал. Ему деваться было некуда. Если бы Окунь в руки к Бешеному Балалаю попал, ой… никто бы тогда пареньку не позавидовал! Даже страшно представить, что Балалай бы с ним сделал! Ларкин-то успел из города уехать, а Окунь понадеялся на лежку у одного своего кореша и задержался. А тот его Балалаю и сдал. Вот гражданин Телепень и решил: уж лучше к нам! И сам пришел в управление. С деньгами. Правда, принес меньше половины. Говорит, остальное Ларкин увез… Ну, это уже не так важно. Рано или поздно, возьмем и Ларкина.

– Складно получается… – протянул Ефим.

– А, правда, она всегда складная, – с довольным видом заметил Кокин. – Да, и знаешь, Ефим, – он дотронулся указательным пальцем до пуговицы на груди у майора, – Лично я, честно говоря, в виновность Грибкова ни на секунду не верил…

Ефим представил выражение лица капитана Кокина во время предыдущих встреч.

– А чего же тогда ты его арестовывал? – спросил он.

Кокин оторвал палец от пуговицы на рубашке Мимикьянова и поднял его вверх маленьким милицейским жезлом:

– Не арестовывал, а задерживал! Задерживал для проверки! А это совсем не арест! Ну, а что делать? Работа такая! Уж ты-то, Ефим, должен понимать, я ведь, когда принимаю решения, не только свое мнение должен учитывать…

Майор кивнул, но ничего не сказал.

Изложенная капитаном Кокиным версия, как будто, логично объясняла и ограбление инкассаторов в торговом центре «Наш дом», и разбитое окно в коридоре первого этажа «Топологии», и найденную на первом этаже пачку похищенных денег и на чердаке – брезентовую сумку инкассаторов.

Все было хорошо.

И стальные растяжки между зданиями, где вешали цветные лампочки иллюминации и большой поздравительный плакат к юбилею научного городка, на самом деле имелись. Их наблюдал в течение многих месяцев любой проходящий по проспекту Науки. Запомнил их и «замнач по угро» капитан Кокин и рецидивист Телепень по кличке Окунь.

Дело было лишь в том, что неделю назад, как раз по настоянию самого майора Мимикьянова, обе стальные растяжки, протянутые между крышами «Топологии» и «Нашего дома», как возможные пути проникновения в режимное здание, были обрезаны.

Майор при этой процедуре, проводимой страдающим с похмелья слесарем Митей, присутствовал лично. И, хотя, наблюдать за трясущимися руками рабочего человека, слушать визг предназначенной для резки металла пилы-«болгарки», а в перерывах – малолитературное бормотание самого Мити, – являлось занятие не из приятных, майор выдержал до конца.

Поэтому, он был твердо уверен: между «Топологией и «Нашим домом» в пятницу, когда состоялось ограбление инкассаторов, не было никаких стальных растяжек, позволяющих путешествовать с крыши на крышу.

Майор Мимикьянов так же, как и капитан Кокин, не верил в причастность к преступлению Леши Грибкова. Не тот это был человек, и не так, как грабитель он себя вел.

Но, тем не менее, оставались вопросы.

Как Окуню с напарником удалось так незаметно, минуя охрану самого магазина и инкассаторов, пробраться в служебный блок торгового центра, и, главное, как удалось, так незаметно уйти, будто испариться, с места преступления? А потом каким-то непонятным образом оказаться на чердаке «Топологии»?

Ответы на эти вопросы отсутствовали.

А признание Окуня? А что признание? Разными причинами может быть вызвано признание.

Неторопливая фуга Баха по-прежнему неслышно звучала между стволов-труб лесного органа. Только теперь майору казалось, великий органист не размышляет. Он иронизирует.

Даже не так. Он смеется.

Во весь голос смеется над ним – майором Мимикьяновым.