Викас Сваруп - Шесть подозреваемых

Короче говоря, я погрузилась в личную цифровую экосистему, как вдруг вошла стюардесса и привела за собой какую-то женщину с маленьким мальчиком.

— Простите за беспокойство, Шабнам-джи. [17] Прибавление «джи» в конце обращения — знак уважения к собеседнику. Шабнам-джи — «уважаемая Шабнам». — Подобным тоном работники персонала обращаются к пассажиру, только если желают о чем-нибудь попросить — например, чтобы тот пересел на другое место. — Это мисс Дарувала, она хочет сказать вам что-то важное.

Я окинула мисс Дарувалу взглядом.

Типичная женщина-парс, [18] Парсы — последователи зороастризма в современной Индии. как их показывают в кино: высокая, пышная, румяная. Ядовито-розовое сари, отчетливый запах талька — сразу видно, летит эконом-классом, не выше.

— Шабнам-джи, о Шабнам-джи, эта встреча — такая честь для нас, — принялась она разливаться соловьем.

Я нацепила на лицо любезное, но слегка отстраненное выражение, означающее: дескать, так уж и быть, потерплю вас еще немного, только, пожалуйста, ближе к делу.

— Это мой сын Сохраб. — Женщина указала на мальчика в плохо скроенном синем костюме с бабочкой. — Он ваш самый большой поклонник. Сохраб видел все ваши фильмы до единого.

Я изогнула брови. Добрая половина картин, где я снималась, предназначены только для взрослых, так что либо мамаша врет, либо парень просто карлик.

Тут на ее лицо набежала тень.

— К несчастью, мой дорогой Сохраб страдает хронической лейкемией. Раком крови. Мы обратились в Слоан-Кеттеринг, [19] Слоан-Кеттеринг — старейший и крупнейший в мире онкологический центр, расположенный в Нью-Йорке. но врачи оказались не в силах помочь. Они говорят, ему осталось жить несколько месяцев. — Голос женщины дрогнул, по щекам побежали слезы.

Сообразив, что сценарий меняется на ходу, я тут же примерила выражение «Добрая и Заботливая» — то самое, которым пользуюсь во время рекламно-благотворительных визитов во всякие хосписы для ВИЧ-инфицированных и палаты для неизлечимо больных.

— О, как печально слышать. — Я сжала руку мисс Дарувалы и одарила мальчика благосклонным взглядом. — Хочешь поговорить со мной, Сохраб? Подойди, присядь рядом.

Сумочка переместилась из соседнего кресла мне под ноги.

Сохраб моментально ухватился за предложение и плюхнулся на 1Б так, словно всю свою жизнь путешествовал первым классом.

— Мамочка, ты не оставишь нас на минутку? — обронил он властным тоном начальника, отпускающего домой секретаршу.

— Да, конечно, сынок. Только не досаждай Шабнам-джи. — Мисс Дарувала утерла слезы и подняла на меня сияющие глаза. — Для него это словно сон наяву. Прошу вас, уделите мальчику несколько ваших драгоценных мгновений. Еще раз простите… Вот. — И она побрела на свое место.

Я посмотрела на Сохраба. Тот пялился на меня, как одержимый влечением любовник. Под этим немигающим взглядом делалось даже как-то не по себе. Интересно, во что меня угораздило ввязаться?

— Ну и сколько же тебе лет, Сохраб? — спросила я, желая немного остудить его пыл.

— Двенадцать.

— Отличный возраст. Ты многому научился, а сколько еще впереди, правда?

— Впереди у меня ничего нет. Я даже не отмечу тринадцатый день рождения, потому что умру через три месяца, — ответил он совершенно бесстрастным голосом, которому позавидовал бы сам Франкенштейн.

— Не надо так говорить. Уверена, все будет в полном порядке, — сказала я и нежно погладила его руку.

— Не будет, — отозвался Сохраб, — но это не важно. Меня другое заботит. Хочу кое-что узнать перед смертью.

— Да, и что же?

— Обещайте ответить.

— Обещаю. Конечно.

Я просияла, как медная монета, и подумала про себя, что теперь-то не будет сложностей. Общение с малолетними поклонниками — мой конек. Им так немного нужно для счастья: узнать название моего любимого фильма, услышать о творческих планах и в особенности о том, кто еще из прославленных звезд появится вместе со мной в будущем фильме.

— Вперед, Сохраб. — Я щелкнула пальцами. — Спрашивай все, что угодно.

Мальчишка приблизил ко мне лицо и прошептал:

— Вы девственница?

Разумеется, на этом наш разговор и закончился. Я отослала маленького негодника к матери, а стюардессе устроила нагоняй, чтобы в следующий раз не вздумала нарушать мой покой во время полета. Даже ради неизлечимо больных пассажиров.

Позже, когда гнев немного улегся, я призадумалась над этой дикой выходкой. Грубо, бестактно? Согласна. И все же ручаюсь, что среди двадцати миллионов соотечественников, провозгласивших меня своим кумиром, найдется много желающих получить ответ на вопрос, заданный Сохрабом.