Попросив Донну и Рубена звонить, если что-то пропало, полицейские уехали. На прощание сержант заметил, что, судя по тому, как отключена сигнализация, действовали профессионалы, которые решили попытать счастья и изменили своим привычным методам.
Рубен дрожащими пальцами набрал номер администратора теологического факультета — рассказать, что случилось и предупредить других сотрудников, которые еще не ушли с работы. Администратор хотел узнать подробности и посочувствовать. Но Рубен был слишком расстроен и оборвал его на полуслове. Затем позвонил домой Ричарду.
— К тебе наведались взломщики? — нерешительно справился он.
— Да. Кто тебе сказал?
— К нам тоже заглянули. — Рубен неловко закашлялся, пытаясь скрыть гнев. — Как ты? Что-нибудь пропало?
— Нет, кажется. Здесь только мы с кошкой. Она вея на нервах, бедняга, — уныло ответил Ричард.
— Сочувствую.
Рубен не сочувствовал. Он метал громы и молнии. Если бы Ричард пошевелил мозгами, прежде чем встречаться с журналистами, ничего не случилось бы. Следующее замечание Ричарда совершенно вывело Рубена из себя.
— Такова цена преданности науке.
Для Ричарда такие фразы не редкость, но Рубен все равно лишился дара речи. В голове крутилось: «Какая, к черту, преданность науке. Самореклама чистой воды».
Он с трудом взял в себя в руки и решил не обращать внимания на самопровозглашенное мученичество Ричарда.
— По-моему, тебе лучше связаться с журналистами и четко объяснить, что документ в надежном месте, а не у кого-то дома. Но не забудь — я не хочу, чтобы в прессе упоминалось мое имя.
— Конечно. Само собой, — пробормотал Ричард, а Рубен продолжил:
— Наша жизнь и без того будет несладкой, судя по сегодняшним происшествиям. Не хватало еще, чтобы к нам в дверь разом постучались бандиты, религиозные фанатики и акулы бизнеса со всего мира под руку с добропорядочными исследователями, археологами, богословами, музейными работниками, библиотекарями, правительственными чиновниками и журналистами. Не знаю, как у тебя, а у меня на всех чая и кофе не хватит.
Ричард фыркнул, и Рубен серьезно добавил:
— А если учесть, как себя вели последние незваные гости, то и терпения, чтобы убирать за ними, когда их не устроит слово «нет».
— Согласен. Так себя не ведут. Я поговорю с прессой.
Невзирая на ярость, Рубен так и не сорвался на крик.
Следующие пять часов Донна и Рубен занимались домом, в частности — набивали матрасы и диваны, пока страховщики не оплатят замену. Донна наконец дала выход гневу и потрясению:
— Пап, они ведь охотились за проклятым свитком? Что, если бы я их застала? Меня могли убить или изнасиловать… А все ты… Ты и твой дурацкий мертвый свиток! Прямо проклятие мумии.
Рубен хотел обнять ее и успокоить, но расстроенная Донна его оттолкнула. Ее лицо горело от гнева, страха и предчувствия, что спокойной жизни настал конец. Рубен видел, как нужен дочери. Он сделал то, что получалось у него лучше всего. Воззвал к разуму.
— Донна, я тебя понимаю. Обнаружить дом в таком состоянии — ужасно. К нам ворвались бандиты. Но мы не в гангстерском боевике, в нашем мире нет места проклятьям Тутанхамона. Скорее всего, воры испугались бы не меньше нас с тобой и сбежали. Но я рад, что тебе не пришлось проверять мою теорию на практике. Ты верно поступила.
— Я уже ни в чем не уверена.
— Я тоже. После взлома так бывает всегда. Дом перестает быть безопасной крепостью. Поверь мне, я разделяю твои чувства.
— Здорово… тебе тоже не по себе. Думаешь, мне от этого легче? Что нам делать? — Донна помолчала и укоризненно спросила: —А что мертвый свиток? Разве он не в шкафу? Почему перевернули весь дом?
Девочку надо было утешить, и Рубен изо всех сил старался отвечать спокойно:
— Манускрипта здесь больше нет. Ни в доме, ни поблизости, слава богу. Иначе воры нашли бы его за пять минут… Где он, не скажу. Вдруг ты попадешь в ситуацию, когда молчать не будет сил.
— То есть ты не хочешь, чтобы я заговорила под пытками. Что дальше? — Она опять испугалась.
— Нет. Я имел в виду суд по поводу владения документом или разговор с приятелем. Мы не в Джеймса Бонда играем, и не в «Крепкий орешек». — Рубен призадумался. — Может, погостишь у друзей до воскресенья? Успокоишься. Я запру дом и уеду из города завтра утром, вернусь в воскресенье вечером.
Донна просияла и обняла отца. Передышка — замечательная мысль, а, убравшись из дома, который стал для нее вместилищем страха, она скорее переживет потрясение.
Читать дальше