Прибывшие на место происшествие милиция обнаружила семь трупов с огнестрельными ранениями. И все же Виталий воспринял эту информацию, как злую насмешку судьбы над ним. Вечером он сел к телевизору с тайной надеждой в душе услышать очередное сообщение о гибели своего врага. Однако, услышал он совсем иное. Виталий понял, что у него больше нет исполнителей его заказов и большие деньги потрачены в пустую.
Его даже не интересовало кто и за что убил Сухого и его компанию. В данным момент, его не интересовало даже то, что после смерти Сухого он сам подвергается большому риску быть вычисленным ментами, так как Сухой мог оставить какие-либо улики, выводящие ментов на Виталия. Он думал лишь об одном. О том, что все ради чего он жил последние годы, все то, ради чего стоически переносил недуги и удары судьбы, все это — обрушилось в одночасье. Он так и не смог полностью реализовать план мести своим врагам.
«Все, что мне остается, после этого провала, — подумал Виталий, — это пустить себе пулю в лоб.» Виталий прекрасно понимал, что менты рано или поздно выйдут на него. Надеяться на то, что Сухой все подчистил за собой, Виталий не мог. А одна мысль о том, что его могут арестовать и посадить в камеру, вызывала у него нервную дрожь. Без лекарств и привычных для него бытовых условий Виталий долго бы не продержался. Не говоря уже о сроке заключения, который он мог получить, в случае своей поимки и осуждения. Он подошел к письменному столу и достал из ящика пистолет ТТ, купленный им когда-то у того же Сухого.
Виталий сидел на диване держа в руках пистолет и уставившись неподвижным взглядом в пространство перед собой.
«Господи, как бездарно кончается жизнь. Все мои начинания закончились крахом. Я даже не смог отомстить своим врагам. Двое из четырех останутся жить и радоваться жизни, будучи виновными в том, что исковеркали мою жизнь.»
Виталий передернул затвор пистолета, вогнав патрон в ствол. В этот момент, словно подстегнутая щелчком затвора, ему в голову пришла спасительная, как ему показалось, мысль. Глупо было бы уходить на тот свет вот так вот — одному. Можно было бы прихватить с собой кого-нибудь из своих обидчиков.
Эта мысль словно оживила Виталия. Его мозг лихорадочно заработал, составляя план ближайших действий. Во-первых, необходимо срочно покинуть эту квартиру, так как менты рано или поздно нагрянут сюда. Во-вторых, нельзя было больше появляться на работе. Третье, что необходимо было сделать — это снять квартиру.
Виталий стал лихорадочно собирать вещи. Собрав все необходимое в большую сумку, содержимое которой в основном составляли лекарства, он бросил туда пистолет и всю имеющуюся у него денежную наличность. После этого, он взяв вчерашний выпуск газеты «Вечерний город», принялся изучать раздел объявлений о сдаче в аренду квартиры. Сделав три звонка, наконец, он договорился с одним арендатором о встрече на завтрашнее утро.
Выйдя из квартиры в пять утра, Виталий, проходя мимо почтового ящика, заглянул в него. В ящике валялась повестка из милиции, в которой его просили явиться сегодня для беседы в региональное управление по борьбе с организованной преступностью. «Первая ласточка от ментов», — усмехнулся Виталий про себя.
В девять он встретился с хозяином квартиры, которую собирался арендовать, а в десять уже вселился в нее.
Мостовой позволил наблюдать Игорю за допросом Сичкина. Игорь сидел в маленькой темной комнатке и через односторонне прозрачное стекло наблюдал за соседним помещением, в котором за столом, на против Мостового, сидел полный мужчина лет тридцати пяти — сорока.
У него было одутловатое, мясистое лицо, черные кудрявые волосы были давно не мыты и падали на лоб бесформенными прядями. Большие светло-серые глаза смотрели настороженно и одновременно самоуверенно. Откинувшись на спинку стула, мужчина курил, выпуская струи воздуха в потолок.
— Вот что, Борис Яковлевич, я вам скажу, — обратился к нему, сидящий спиной к Игорю, Мостовой, — пока это только предварительная беседа, поэтому, я и попросил вас не вызывать адвоката. От того, как она пройдет зависит многое. От нее зависит насколько жестко и беспощадно мы будем действовать в отношении вас.
— Я только одного не понимаю, — перебил его Сичкин, — коли это неофициальная беседа, почему меня здесь держат под стражей. Меня арестовали в Москве, как беглого каторжника, и привезли сюда под конвоем, а теперь, вы объявляете мне, что у нас неофициальная беседа, от которой многое чего может зависеть.
Читать дальше