Диана Бош - Все совпаденья не случайны

– А я со своей шалавой развелся после того, как с любовником застукал. Морду немножко почистил и на все четыре стороны отпустил. А была б моя воля – пристрелил бы! Только вот в тюрьму из-за потаскухи садиться не захотел, – мрачно исповедался он. И вдруг заорал так, что Никита от неожиданности подпрыгнул: – Вспомнил имя, вспомнил – Гриша! Ага, Гриша, точно! Вот оно как… Гриша, значит, у ей завелся… Ну чего, знаешь такого?

– Нет, – процедил сквозь зубы Никита, – но обязательно узнаю.

В подъезде пахло мышами и помоями. Никита поморщился и, достав платок, прикрыл нос. Квартира, нужная ему, оказалась наверху, под самой крышей, рядом с чердачным люком, закрытым на большой висячий замок. Допотопный и ржавый, выглядел он так, будто последний раз его открывали еще при царе Горохе.

Лавров осторожно постучал, потом надавил кнопку звонка и прислушался. Раздался какой-то шорох, за дверью тявкнула собака и опять все стихло. Никита постучал погромче и, надавив на кнопку звонка, держал несколько секунд, не отпуская. Собака внутри взвыла и заскреблась в створку, но никто так и не отворил. Чувствуя, как в груди начинает волной подниматься отчаяние и злость, Никита начал стучаться во все двери.

В семнадцатой явно никого не было, в восемнадцатой же прошаркали к двери тапками и замерли у глазка. Никита забарабанил сильнее, после чего недовольный старческий голос произнес:

– Вам кого?

– Скажите, вы ваших соседей из девятнадцатой квартиры давно видели?

– Вам кого? – тупо переспросила старуха.

Никита, повысив голос, повторил вопрос.

– Вам кого? – снова услышал он.

– Черт, похоже на разговор с автоответчиком, – буркнул Никита. – Положительно мне сегодня не везет.

Обычно в такие дни, когда все валилось из рук или шло наперекосяк, Никита откладывал дела и залегал на диван с книжкой или кроссвордами в руках, но сегодня он этого себе позволить не мог. Внутренний голос назойливо и беспрерывно твердил: время терять нельзя, завтра будет поздно.

По закону подлости, в двадцатой квартире тоже не открывали.

– Там никто не живет, – продребезжала вдруг старуха из восемнадцатой, которая, видно, продолжала стоять, подглядывая в глазок.

– Божий одуванчик, прикидывалась глухой, а, поди ж ты, неплохо слышит, и даже весьма шустро соображает, – пробурчал Никита.

В тот момент в квартире номер девятнадцать дурным голосом взвыла собака, Никита от неожиданности вздрогнул и в сердцах пнул дверь ногой. Хлипкий замок лязгнул и… открылся.

– Йоп! – выругался Никита, прикидывая, сколько секунд старухе понадобится, чтобы дотопать до телефона и набрать телефон милиции. – Незаконное проникновение в жилище… Ну, и фиг с ним! Если я сейчас уйду, никогда потом себе этого не прощу: быть рядом с разгадкой и струсить…

В образовавшуюся щель просунулась сначала собачья морда, потом все остальное тельце, и существо, вихляя и извиваясь на ходу, как ящерица, кинулось вниз по лестнице.

Никита распахнул шире дверь и вошел. На первый взгляд в квартире не было ничего необычного. Мерно тикали ходики, тарахтел холодильник, и невнятно бормотало что-то радио. Чуть дальше, за приоткрытой дверью в спальню, виднелся край разобранной кровати, на которой кто-то явно лежал.

Никита кашлянул, затем прошел туда и постучал в наличник.

– Хозяева! – нараспев произнес он, как показывают в плохой мелодраме. – Есть кто живой?

Ответа не последовало. Никита постучал еще громче.

– В данном случае склонен рассматривать молчание как знак согласия. Заранее прошу прощения, если что.

Он толкнул дверь и вошел. Широкая двуспальная кровать, застеленная шелковыми простынями цвета персика, и разметавшиеся по подушке длинные светлые волосы. Женщина лежала на спине, голова ее была повернута влево и прядь волос закрывала лицо. Лавров испытал странное чувство. В глубине души Никита надеялся, что это не его жена, и в то же время страх, что ошибается, принимая желаемое за действительное, был так велик, что он хрипло окликнул:

– Эльза? Не стоит притворяться, я все знаю. Пусть это глупо и бесполезно, но мне хотелось бы понять, как с нами могло такое произойти. Да не молчи же, скажи хоть что-нибудь!

Никита в сердцах сдернул одеяло и замер. Перед ним лежала совершенно незнакомая женщина, и она была мертва. Идеальной красоты обнаженное тело, с красивой грудью и тонкой талией – и синюшное, со следами точечных кровоизлияний и вспухшим прокушенным языком, лицо. На шее удавленницы, под багровой полосой, была завязана атласная лента с пришпиленной к ней красной бумажной бабочкой. Оригами было так изящно, что Никита невольно подивился мастерству – такое не под силу новичку.