Александр Самоваров - Террористка

Оля поднялась. Ей тяжело было разговаривать и не хотелось оставаться в квартире ни минуты.

— Я пойду, — сказала она, — но вы не забудьте, что обещали мне.

Взгляд ее был жестким.

Побыв в разлуке с Дорианом Ивановичем несколько дней, Клава пришла к своему старому другу, покаялась, порыдала и твердо заявила, что любит его и готова выйти за него замуж. Нельзя сказать, что последнее заявление сильно обрадовало художника, но он был растроган и готовился к решительной схватке с Олей.

Однако дочь пришла очень странная. Онемевшее, бледное лицо, блуждающий взгляд. Она сначала не увидела притихшую Клаву, а увидев, кивнула ей.

— Оля, ты не против, если Клава поживет у нас, — заискивающе начал Дориан Иванович.

— А почему я должна быть против? — удивилась Оля, словно не она устроила на днях скандал родному отцу.

Дориан Иванович прикрыл за собой дверь и тихо стал убеждать Олю, что Клава хорошая, а Вадик… Вадик, он и есть Вадик. Красивенький мальчик. Но пустой и художник бездарный.

— Клава хорошая, — повторила Оля, не слушая скороговорку Дориана Ивановича, — только почему она детей не рожает?

«Вот тебе и раз, — крякнул Дориан Иванович и непонимающим взглядом уставился на Олю. — Они что, сговорились с Клавой?» — подумал он.

— Каких детей? — хрипло спросил он.

— Маленьких, хорошеньких детей, — объяснила Оля, — Клава обычная баба, и я ей очень завидую. О чем, впрочем, ей говорила. У нас сейчас бабы занимаются сексом, бизнесом, политикой, проституцией или ничем не занимаются. Но кто-то должен рожать? И оставь меня, пожалуйста, папа, я очень-очень устала.

На улице Олю бил озноб. В комнате не хватало воздуха. Она открыла настежь форточку. С улицы тянуло сыростью, и через пять минут Оля снова почувствовала, что ее знобит. Она вспомнила горячечный взгляд больного Рекункова. Усмехнулась. Странного напарника подбросила ей жизнь. Интересно, какую фразу произнесет Рекунков, когда они встретятся?

А вот Слава уже никогда и ничего ей не скажет. Оля с тоской подумала, что была жестока с ним. Ведь он пытался ей что-то объяснить, был откровенен с ней в своих сомнениях. Она же не дала ему возможности исповедаться. Странно, но ей тогда такое поведение казалось недостойным настоящего мужчины. Ей было мало того, что он храбр и честен перед собой и другими. Какая она была дура! Ведь ее и тянуло к нему, потому что он был не таким, как все. Тимофеев изощренно-хладнокровен. Иван груб и хитер. Дима прост и наивен. Рекунков вообще производит впечатление человека-робота. Он примитивен. В Славе же было много тепла. Много человеческого.

Ну что ж, теперь у Оли не было иллюзий по поводу будущего. Оно представлялось ей абсолютно прямым шоссе, по которому она помчится с огромной скоростью и которое закончится глубокой пропастью. И чем быстрее домчится она до пропасти, тем лучше.

Слова обреченного поэта были, как всегда, близки ей. Действительно, о ком жалеть? О чем жалеть? Вся страна катится в пропасть, только чуть медленнее, чем Оля. Туда ей и дорога! Ведь все предопределено свыше!

Рекунков по заданию Дубцова постоянно отслеживал связи Трубецкого. Он дал Фролову список мужчин и женщин, у которых мог скрываться Трубецкой. По словам Рекункова, с преступным миром Ника связан не был и скорее всего прятался у кого-нибудь на квартире. На вопрос Фролова, мог ли Трубецкой бежать вместе с Дубцовым, Рекунков ответил отрицательно. Для Валериана Сергеевича Трубецкой уже не представлял никакой ценности.

Решили начать с Дины Семеновой — бывшей танцовщицы. Фролов взял с собой Олега, Бориса и Олю. В машине, когда обсуждали, под каким предлогом войти в квартиру, Оля сказала: «Давайте я попробую. Ведь женщине быстрее откроют?»

За дверью квартиры гремела музыка. Оля дважды сильно нажала на кнопку звонка. Через некоторое время дверь открыли настежь. Перед Олей раскачивался пьяный мужик, по пояс голый.

Оглядев Олю стеклянными глазами, он изрек, запинаясь:

— Заходи, птичка.

Оля резко и сильно толкнула его в грудь. Мужчина, несмотря на свой вес, упал на спину. Через две секунды вся группа была в квартире. Мирно предававшиеся разврату две женщины и два мужика были застигнуты врасплох. Из всех четверых только тот, что валялся на полу, был в штанах, а остальные — голые.

Длинноногая, с развитыми плечами бывшая танцовщица, придя в себя от шока, визгливо крикнула: