Рут Ренделл: Древо скорбных рук

Спустившись вниз в кухню, Бенет увидела, что Мопса хозяйничает там и готовит себе чай. Такого раньше за ней не наблюдалось. Обычно мать ждала, чтобы ее обслуживали. Если бы Джеймсу стало получше, то они могли бы вместе отправиться куда-нибудь. С ребенком такого возраста, как он, можно было посетить какое-нибудь тихое кафе или перекусить на воздухе в парке. Пора уже появляться с ним на людях.

Она могла бы завтра отвезти мать на консультацию в клинику, подождать ее с Джеймсом в машине, а затем, если погода продержится такой же отличной, как сейчас, они прокатились бы в Хэмптон-Корт и с удовольствием провели там время среди развлекающейся публики.

Самочувствие у маленьких детей меняется мгновенно, это Бенет уже успела усвоить. То малыш хнычет или даже орет благим матом, то заливается смехом и уже вполне здоров. Но сейчас состояние Джеймса внушало ей слишком большую тревогу. Предстоял тягостный вечер с Мопсой, не знающей, чем себя занять. Завтра, конечно, Бенет постарается взять напрокат и установить в доме телевизор.

— Когда ты укладываешь его спать? — спросила Мопса.

— Обычно в половине седьмого, но, очевидно, сегодня так не получится. Он уже выспался.

— Ты его испортишь, не соблюдая режим.

Бенет не нашла нужным что-либо возразить, и Мопса перекинулась на тему, как лучше добраться до клиники, где будут проводить тесты. Туда такой долгий путь, и в подземке все так кардинально изменилось с той поры, когда она жила в Лондоне.

Она изучала схему линий метрополитена и план города. Бенет, разумеется, заявила, что отвезет ее на машине и что если Джеймса нельзя будет взять с собой, она найдет кого-нибудь, кто посидел бы с ним дома.

Когда Бенет жила на прежней квартире в Тавнелл-парке, она иногда приглашала няньку, но выбирала кого-то из соседских девчонок-подростков, которые все не прочь были хоть немного подзаработать. Здесь же она не знала никого из соседей. У Бенет даже не было знакомых с маленькими детьми, за исключением Хлои, но та, как нарочно, проводила летний месяц на побережье.

Мопса всегда отличалась умением читать мысли дочери, особенно, когда у той возникали проблемы.

— А на сегодня у тебя нет никого на примете? Я бы предпочла где-нибудь с тобой вместе пообедать.

— Я не могу оставить Джеймса.

Мопса сразу же надулась, но Бенет проигнорировала это и не стала вдаваться в объяснения. Вопрос был совсем не в том, оставаться ли ей с Джеймсом или покинуть его на какое-то время — надо было без дальнейших колебаний решаться на конкретный шаг.

Лоб у мальчика был горячий и потный. При затрудненном дыхании у него иногда в груди раздавались странные звуки, будто кто-то там нажимал на автомобильный рожок. Он попытался поиграть на ксилофоне, но почти тут же потерял к нему интерес и опять взобрался к матери на колени. Каждый вдох давался ему все с большим трудом, и все тревожней было это слушать.

— Я позвоню доктору.

— Сейчас уже семь часов. Стоит ли беспокоить уставшего за день мужчину только из-за того, что малыш простудился?

— Наш доктор — женщина, — сказала Бенет и этим ограничилась.

В прошлом вступать с Мопсой в какие-либо пререкания означало лишь впустую тратить нервную энергию. Однажды мать своим упрямством довела Бенет до настоящей истерики и вынудила дочь сдаться, хотя правда была на ее стороне. То было давным-давно, но старое не забывается. Поэтому Бенет решительно взялась за трубку, но тут аппарат зазвонил сам.

— Должно быть, это твой отец, — высказала предположение Мопса и угадала, что немедленно отразилось на ее лице. Оно излучало самодовольство. Его беспокойство она, естественно, отнесла на свой счет.

— Привет, папа, как ты? — Бенет отвела трубку подальше от захлебывающегося плачем и криками несчастного Джеймса. — Прости… Это бедняга Джеймс подает голос. Он подхватил простуду.

Хотя ситуация не достигла такого накала, чтобы Бенет была отлучена от семьи и никаких определенных обвинений открыто ей не предъявляли, все же отец был крайне шокирован и оскорблен, не будучи в свое время проинформирован о ее беременности и рождении внука.

Положение усугублялось еще и тем, что была уязвлена его отцовская гордость. Он перестал уважать дочь. Как могла она, женщина высоко образованная, а теперь еще и хорошо обеспеченная материально, совершить такой необдуманный, нелепый поступок, живя в обществе, где существует столько возможностей помешать появлению на свет внебрачного ребенка! Он даже ни разу до сих пор не упомянул про Джеймса, словно не смирился с самим фактом его существования.