Рут Ренделл - Древо скорбных рук

Бенет была уверена, что ее отец никогда бы не решился предоставить Мопсе самостоятельность даже на короткое время. А если Мопса все-таки благополучно проникла в дом, ответила на телефонный звонок и поговорила с мужем, то как он чувствует себя после этого разговора? Не мучается ли бессонницей там у себя, на юге Испании, гневаясь на дочь и волнуясь за жену, накручивая в воображении всякие ужасные сцены, которые могли случиться по вине психически больной жены и безответственной дочери?

Джеймс уснул у нее на руках. Бенет осторожно уложила его обратно в кроватку под шатер и просунула руку сквозь чуть приоткрытую застежку на «молнии», чтобы он мог касаться ее пальцев.

Когда в четыре появилась медсестра, малыш еще спал, и Бенет ничего не сказала о приступе удушья, случившемся два часа назад. Сама она прикорнула на соседней койке, и на этот раз обошлось без кошмарных сновидений.

Серый рассвет проступал сквозь щели жалюзи, когда она вновь проснулась. Разбудил ее звук сирены. Бенет выглянула в окно и увидела машину «Скорой помощи» с включенной мигалкой.

Ближе к восьми она подумала, что пора позвонить домой. Мопса не была соней, и в восемь обычно находилась уже на ногах.

Джеймс спал на спине внутри палатки, отодвинувшись от испарителя. Ей наверняка разрешат забрать его из больницы после ланча. Затем неделя-две на окончательное выздоровление, и как только Мопса отправится в свою Испанию, почему бы и им вдвоем с Джеймсом не устроить себе каникулы? Бенет может это позволить себе сейчас. Она в состоянии оплатить хоть кругосветный круиз. Ее банковский счет позволяет путешествовать по всему миру долго-долго, пока ее бухгалтер не напомнит: «А не пора ли вам засесть за новую книгу, мисс Арчдейл?»

Они могут поехать туда, где всегда тепло. В Северную Африку, например, или на Канары. Там Джеймсу не будет грозить круп. Ее американские издатели предлагают посетить Калифорнию для продвижения книги, и она могла бы нанести визит в Голливуд, где начинают съемки по ее роману.

Джеймс открыл глаза. Он повернул голову вправо-влево, потер глаза кулачками. Распластавший все четыре лапы тигренок лежал рядом с ним на подушке. Бенет сыграла палочками гамму по разноцветным клавишам ксилофона: «до-ре-ми-фа-соль-ля-си».

Обычно это сразу привлекало его внимание, как сигнал боевой тревоги. Мальчик тут же тянулся за палочками, желая сыграть гамму сам.

Бенет расстегнула «молнию» на палатке. Джеймс протянул ей ручку, сказал: «Мамочка», но не поднял головы с подушки.

Она подняла сына, взяла на руки. Его лоб пылал, и дышал он так же, как в тот вечер, когда Бенет привезла малыша сюда. Ему, очевидно, было даже хуже, чем днем раньше.

— Как ты, мой бедненький ягненочек? Трудно тебе приходится…

Вошла медсестра с термометром. Бенет оставила ее с Джеймсом и вышла в коридор к платному телефону. Бенет набрала номер, предчувствуя, какая буря разразится, когда она сообщит матери, что Джеймс пробудет в больнице неизвестно сколько времени, и что она будет безотлучно находиться с ним там.

Телефон звонил и звонил. Трубку не брали. Бенет решила, что ошиблась номером и повторила звонок Опять никакого ответа. Возможно, Мопса еще спит.

Принесли завтрак — кукурузные хлопья, вареное яйцо, хлеб, мармелад для нее, молоко, каша, апельсиновый сок для ребенка. Джеймс кушать не стал. Он прижимался к матери, обнимая ее за шею, пока она без особой охоты поглощала кукурузные хлопья.

Сменившаяся дежурная сестра сказала, что мальчику следует быть под паровым шатром, и попросила Бенет постараться удерживать его там. Она добавила, что доктор Рейборн придет осмотреть мальчика примерно через час.

Джеймс оттолкнул от себя стакан с молоком, залив джинсы Бенет. Она заставила его лечь обратно под шатер, только втиснувшись туда вместе с ним верхней половиной тела, и застегнула за собой «молнию» как можно плотнее.

Испаритель работал исправно. Ее саму немного разморило от горячего, насыщенного влагой воздуха.

— У него держится высокая температура, — сказала сестра, заполняя карточку. — Ему хорошо бы опять поспать.

В конце концов Джеймс вновь уснул, и Бенет, выбравшись из палатки, влажная от пара, устремилась в коридор к телефону. Телефон в ее доме по-прежнему безмолвствовал. От нервного напряжения у нее внутри словно затянулся тугой узел. Она выслушала десять длинных гудков… пятнадцать…

Она повесила трубку и не стала набирать снова, потому что рядом стояла девушка в больничном халате с рукой в гипсе и ждала своей очереди позвонить.