Сергей Валяев - Сириус – собачья звезда

На околице паслась коза. Пастух полулежал на овечьем тулупе и читал газету. Алексей, подъехав к нему на машине, улыбнулся.

— Что пишут, дед Григорий?.

— Чегось? — недовольно поднял голову пастух.

— Это я. — Плахов снял солнцезащитные очки. — Как дела? Как Аля?

Дед Григорий живчиком подхватился на ноги.

— Лексей! Бяда! Тут без тебя наехали какие-то…

— Что?

— Я ж говорю: Аля-краля утречком в город… А потом возвернулась… Чегось?… И не одна. С городскими. Ну, такими. Кавалерами…

— Они в доме?

— А хто его знаеть? А хто такие?

— Друзья, дед Григорий, — ответил, покусывая губы, Плахов. — Заклятые друзья-товарищи.

— Я и вижу, шо за друзья. Шото ты, сынок, напрягся, как бычок, — заметил дед. — Может, того… подмогу…

— Нет, дедуля, спасибо. Тут уж я сам… «Далеко мой стук слышится вокруг…»

— Чегось? — не понял дед Григорий.

— Это присказка, — ответил Алексей. — А сказка впереди.

Вдоль желто-белого ромашкового поля по проселочной дороге пылили «жигули». Пыль за машиной поднималась густым столбом, точно густой дым — сигнал бедствия.

Напряженное дыхание человека. Беспокойный луч фонаря. В его световом пятне мелькают лоснящиеся маслом оружейные стволы: АКМ, американский карабин, оптическая винтовка, ручная ракетная установка. Потом, как предупреждение, громко и весомо клацает затвор карабина… Собрав все оружие и завернув его в мешок, Алексей осторожно вынес его на улицу, уложил в багажник машины. Взглянул на часы — час «X» приближался.

Окна избы были наглухо закрыты. Слабый предвечерний ветер гулял по деревьям и кустам. Под кустом сидел человек в штатском и жмурился, как кот, от природного великолепия: лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, золотили пыль.

Неожиданный профессиональный захват — и человек в штатском исчезает в кустах. И снова тишина и покой.

На крыльце появляется еще один субъект в штатском, смотрит в кусты.

— Эй, Крючков, выходи. Смена в моем лице…

И делает шаг вперед. Тупой удар брошенного ножа, и человек падает в золотистую пыль. Перепрыгнув через труп и ступеньки, в избу врывается Плахов.

— Лежать, бляди! Убью!..

Трое в штатском отступают к стене. А за столом сидит Аля, напряженно улыбаясь. Рядом с ней — Потапов. Дуло его пистолета у девичьего виска.

— Ну, что, голубок, прилетел? — спрашивает Потапыч. — Еще шаг, и твоя голубка… Оружие на пол!..

Алексей бросает свой пистолет. Потапов приказывает:

— Взять его аккуратно… Пешка свое отыграла, — и опускает руку с пистолетом на деревянный, крепкий крестьянский стол.

К стоящему с поднятыми руками Плахову приближаются трое. Но он делает резкий шаг им навстречу… одновременно выпустив из обшлага куртки нож-финку. Нож впивается в запястье Потапова, пригвождая руку к дереву стола. Несчастный корчится и вопит от боли.

— Аля! На улицу! — рычит Плахов, вступая в смертельную схватку. Один против троих. Четвертый, Потапов, с мукой на лице вырывает нож из своей руки… И, окровавленно бешеный, бросается в водоворот схватки.

По проселочной дороге бросало «жигули». Водитель был окровавлен и зол. На переднем сиденье жалась от пережитого страха девушка. Алексей ругался:

— Я же тебя просил… Родная! Дорогая! Черррт! Ну, бабы! Если мир погибнет, то только от вас, дур!

— Алеша, я больше не буду. Я не думала…

— Никогда не думай! Думать буду я! Я!

Над дальним пролеском, синим от наступающих сумерек, зависло два вертолета. Плахов снова чертыхнулся: — Тьфу, черррт!.. Как медведя в берлоге.

— Что?

— Птичек, родная, подняли. В капкане мы.

— Алеша, я не хотела…

— Хватит об этом. — Взглянул на часы. Зуммер как сигнал бедствия.

— Ты весь в крови, — сказала Аля.

— Это не моя, — ответил. — Чужая.

По скоростной трассе двигалась колонна боевых машин пехоты: крытых брезентом грузовиков, легковых автомобилей. Эфир был забит радиопереговорами:

— Я «восьмой»! Квадрат А-семнадцать перекрыт!

— Я «пятый»! Квадрат Д-двенадцать закрыт!

— Я «второй»! Жду приказа!

Над лесом угасал закат. У него были кровавые отблески.

Машина подъезжала к замку-усадьбе. В сумерках графские развалины казались неприступными. Автомобиль поднялся на каменный мостик, изгибающийся надо рвом, остановился. Плахов выключил мотор. Шум леса и надвигающийся издали какой-то напряженный, угрожающий гул. Алексей поцеловал любимую в щеку.

— Ну, что, спортсменка? Выручишь?

— А ты меня простишь?

— Уже простил, коль такое задание Пятачку поручил, — проговорил в рифму. Посмотрел на часы. — Ну, что, с Богом?