Ирина Глебова - Таинственное исчезновение

А тут Григорий взялся дочку оберегать. Однажды в миг пугнул всех ухажёров. Брысина обрадовалась, подумалось ей, что из отцовских, что ли, чувств он это делает. Ан нет, не так оказалось. Он сам ее захотел взять, да про то откровенно и сказал своей сожительнице. Она поначалу в буйство впала, потом — в отчаяние. Но он изо дня в день уламывал, уговаривал. Вот господа следователи наверное думают, что Карзун бандит, зверюга? Да, уж ей ли не знать, что он на все способен. Но когда ему нужно, он может быть таким сладкоустом!.. С Лидой ведь он не так, как с ней жить собирается, а по божескому закону, жениться. И будет она у него как благородная, в мехах и шелках. И не в этой дыре, а в своем дому. И ей, Брысиной, уже как зять, опорой и защитой станет. Надо ведь вперед смотреть… Сначала нехотя, но потом все с большим сочувствием стала она думать: «А что ж, и хорошо…» И, наконец, согласилась уломать дочь. Ведь та, еще с девчоночьих лет смотрела на Гришку с неприязнью. А последнее время и глаз на него не поднимала. Но матери всегда была покорной, потому Брысина и думала, что Лида послушается ее.

Глаза у лежащей женщины вновь стали влажными, рот в расщелине бинтов горестно искривился. Что хотела над дочерью сотворить, Господи помилуй? А ведь знала, что по сердцу Лидуше другой, и что тому, другому, тоже она нравится… В общем, не вышло ничего у Карзуна, Лида слышать о нем не хотела. Он озлился люто, сказал: «Не отступлюсь!» Да тут и случилась та оказия с обыском в ее лавке, где в то время оказался и Карзун. Злой он был и выпивший, драться полез. А ночью вернулся уже совсем пьяный, с дружком, ножом стал орудовать. Любимое это дело у него — ножом…

Арест Карзуна избавил Лиду, да и саму Брысину от страха. У дочери непросто складывались отношения с ее любимым, лишь не так давно все решилось к радости — ушли они жить своим домом. Да суждено ли ей быть счастливой? Материнские грехи дочери отливаются: объявился Карзун. Бешенный. И знать ничего не желает — подай ему Лиду и все! И умолял, и угрожал, и плакал. Но она на своем стояла: уехала дочь из города, ей, матери, не сказала куда. Исчезал ненадолго, и вновь появлялся, вновь не давал ей покоя.

— Но ваша дочь здесь, в городе? — спросил Петрусенко.

Брысина с трудом кивнула.

— Здесь они… А Гришка вызнал, видать, пришел вечером, поймал Илюшку — мальчишка у меня на посылках, сдавил ему горло. Тот испугался шибко, да и скажи ему: слыхал, мол, что на даче Рашке живет Лидка, а больше не знаю… Тогда этот нелюдь стал меня пытать… ножом…

Брысина закрыла глаза и тяжело задышала.

— Схожу-ка я за врачом. — Никонов вскочил и быстро пошел к выходу. Но женщина вдруг открыла глаза и сказала:

— Ничего он не узнал от меня. Да только знаю я его, он всю Рашке перевернет, но доберется до нее.

Викентий Павлович, близко наклонившись к Брысиной и тщательно подбирая слова, проговорил:

— Галина Ивановна, чтобы этого не случилось, скажите нам сейчас, где ваша дочь проживает. Может быть, мы сумеем опередить бандита.

— Помогите ей, заради Бога! — Мать опять заплакала. — На улице Сергиевской их дом, номер четыре.

— Поспешим! — Викентий быстро направился к двери. Уже открыв ее, оглянулся, задал последний вопрос:

— Муж вашей дочери Зубров?

— Да, — услышал тихий голос в ответ. — Хороший человек…

Ночными улицами, громыхая о булыжник мостовой, мчался экипаж, и трое полицейских верхом торопились следом. Часть города, которую называли «дачей Рашке», находилась почти в центре, считалась зажиточной и благоустроенной. Улицы освещались. И потому, свернув на Сергиевскую, вся кавалькада сразу увидела на крыльце близкого дома потасовку — яростную и почти безмолвную. Боролись двое мужчин. Но вот один, обернувшись на стук колес и копыт взвизгнул, крутанулся из, казалось, мертвых объятий второго. Затрещала ткань. И человек бросился бежать по улице. Еще несколько секунд — и он нырнет в ближайшую подворотню! Но в этот миг всадники нагнали его, и он забился теперь уже в руках полицейских. Дикий, полный смертной тоски вопль заставил передернуться Викентия. Да, наверное вспомнил Карзун, как года три назад тоже верховые догнали его. Но тогда был он повинен в злобном хулиганстве, а нынче — смертный приговор поджидал его…

Повязанного бандита бросили в экипаж. Не он интересовал Петрусенко, но Сергей Никонов радовался, как мальчишка. Викентий Павлович кивнул ему:

— Увези его, Сережа. Я еще останусь. Двое ребят со мной.