Ирина Глебова - Таинственное исчезновение

Через три часа, вздохнув облегченно, Викентий Павлович отправился в имение. Необходимое дело было сделано, а мертвый Захарьев не найден. Значит, надеялся он, искать придется живого. У дома Захарьевых стояла большая карета, из которой выгружали вещи. Это приехала госпожа Сташевская, мать Ксении, со своей еще одной незамужней дочерью. А вскоре, довольный тем, что хозяйка в такое трудное время не остается одна, следователь ехал в уездный город на станцию. В поезде он, может быть впервые за минувшие три сумбурных дня, по-настоящему вспомнил о Люсе и Сашеньке.

Еще засветло подъехал он к воротам своего дома и сразу же увидел в скверике две женские фигуры: жену с коляской и сестру Катю. От сердца отлегло. Он был уверен, что Катюша не оставляла эти дни Люсю. На два года младше, его сестра уже давно была замужем и вон — восьмилетний племянник Митя бежит вприпрыжку к нему по аллее, первый заметил. Он тоже раскинул руки, подхватил мальчугана и вместе с ним заторопился навстречу своим родным.

Новая неделя началась с интенсивных поисков. Но следы Захарьева не находились. Викентий Павлович узнал, что исчезнувший не появлялся ни там, где квартировал его бывший полк и где оставались близкие друзья, ни в своем курском имении, где работала ткацкая фабрика, ни в другом владении с большим лесопильным производством. Не было его и в Вологодских краях. Петрусенко выяснил, что бабка Захарьева по матери, Евпраксия Евграфовна Шабалина, умерла года три назад. Крупное наследство после нее досталось ее старшему сыну — дяде Василия Артемьевича. Это было естественно, но у следователя все же возникло странное чувство. Оказалось, Захарьевы — и родители, и сын, — почти не поддерживали отношений с родственниками линии Шабалиных. И то, что бабка совсем ничего не отписала Василию, тоже вызывало недоумение. Конечно, Захарьев и без того богат, но все же так поступают лишь с теми родными, кого не хотят знать. А ведь по рассказам няньки, старуха должна была любить внука: родился при ней, мальчиком и юношей часто ездил в гости… Три дня ушло у следователя на выяснение этих обстоятельств. Но не успел он задуматься над ходом дальнейшего поиска, как четвертого дня, утром, вошла к нему в кабинет Ксения Владимировна. По счастливому и смущенному ее лицу Викентий Павлович сразу догадался, что за весть она принесла. И тоже испытал несколько чувств сразу. Радость — это же прекрасно, что страхи развеялись! Досаду — все-таки сколько времени и усилий потрачены впустую! Успокоение — слава Богу, одно дело с плеч, у него и без того их хватает. Мимолетный стыд — прав был Никонов, не стоило браться за поиски сбежавшего мужа…

— Да, да, — сказала молодая женщина. — Вы догадались, я вижу! И ради Бога, простите меня, паникершу!

— Он вернулся? Когда?

— Нет, пока еще нет. — Ксения Владимировна так энергично покачала головой, словно сама себя пыталась в чем-то разуверить. И Петрусенко в этот миг уловил в ней еще одно: тревогу. Глубоко скрытую, нет, не от него — от себя. — Он вернется позже. Так он написал мне.

И тревога, отступившая было, вновь пришла к Викентию Павловичу.

— Написал? — переспросил он. — Прислал письмо? Оно — с вами?

— Да, конечно, — Захарьева торопливо открыла сумочку. — Я получила его вчера и поспешила к вам.

Она протянула конверт, который даже на первый взгляд выглядел неаккуратным. Следователь взял его и, не доставая самого письма, осмотрел. Простой почтовый конверт, измятый, словно не сразу был отправлен, а терся по карманам. Штемпель Белополья. Вряд ли это говорит о том, что Василий Захарьев пребывает в этом городке, где его отлично знают. Скорее, письмо послано оттуда, чтобы скрыть настоящее место. А из этого следует, что настоящее место, возможно, совсем недалеко. Возможно…

Викентий Павлович извлек исписанный лист бумаги. Строчки неровные, как-будто лист держали наискосок, крупные буквы. А бумага! Простая серая — это ладно. Но ведь захватанная грязными пальцами, в каких-то подтеках, чернильных брызгах. Петрусенко удивленно поднял взгляд:

— Это его почерк?

— Да! — воскликнула женщина, словно ждала этого вопроса. — Да, несомненно!

Теперь смятение явно искажало черты её лица, но она, упорно встряхивая головой, повторяла:

— Это он писал, я знаю, верю ему, все так и есть. Не хочу знать, какие перед ним препятствия, он все переборет и вернется.

Петрусенко пожал плечами. Вновь глянул на письмо. Вернее, это была короткая записка: «Оксана, милая, прости, что так долго держу тебя в неведении. Так сложились обстоятельства. Не знаю, когда и как все распутаю. Жди». И роспись, в которой угадывались факсимильные «В» и «3».