Константин Захарченко - Театральный детектив

— Что сказал?

— Сказал, что всё хорошо! И с женой хорошо, и с детьми хорошо!…

Супруги некоторое время молчали.

— Пойду отдохну немного. — вздохнул Иванушка.

— Иди. — согласилась Наташа.

Иванушка зашёл в спальную комнату. Наташа взяла пустые чашки и пошла на кухню.

ПОМИНКИ.

Поминки проходили в театральном буфете. На столах стояли фрукты, лёгкая закуска, различные бутылки с алкоголем и многое другое. Гриценко пришли, когда поминки были уже в самом разгаре. К ним сразу подошёл директор театра, Андрей Фёдорович и повёл их к свободным стульям.

— Располагайтесь и чувствуйте себя как дома. У нас самообслуживание. Берите стаканы, фужеры, рюмки, тарелки. Наливайте, пейте, закусывайте и скорбите.

Андрей Фёдорович отошёл к группе других людей, а Наташа с удивлением посмотрела на Ивана.

— Это что, была шутка, на счёт " скорбите"? Прямо так, в лоб… Несколько грубовато… Или у них так принято?

— Не знаю. — с неохотой ответил Иван.

— Как-то не этично!

— Не усложняй, Наточка. Люди трезвомыслящие. Пугова уже не вернуть. Жизнь продолжается. Согласись, глупо, сидеть, вздыхать и плакать.

— Ты прав. Налей пожалуйста мне красного вина.

Когда Гриценко вошли в буфет, Медведев увидел их сразу. В душе его что-то дёрнулось. Он ведь знал кто ведёт дело Пугова. Когда следом за следователем вошла Наташа, Медведев невольно отвернул лицо в сторону. Он знал её очень хорошо.

Несколько лет назад, когда театр был государственным, она была здесь частым гостем. Даже не гостем, а добрым партнёром театра. Писала рецензии на их спектакли. И на его, в частности. Сейчас правда в театр не ходит и ничего не пишет. И правильно делает. Сейчас театр, уже не театр, а сборище " официантов" по выражению какого-то актёра. Слово " театр" имеет несколько иное назначение. " Театр — это моя безусловная жизнь в моём обществе", молча процитировал своё собственное определение театра, Медведев. " Жизнь не условная, не лицемерная, как в жизни. А настоящая. Когда ты говоришь, что хочешь говорить и поступаешь так, как ты хочешь поступать. В моём обществе, у которого такие же проблемы как у меня, такие же страхи, надежды, отчаяние".

"Конечно в советское время была цензура" — думал Медведев глядя на Наташу. — " Да, мы были идеологическим фронтом. Да мы делали "нужники". Спектакли о партии, о Ленине, о революции. Но в свободное время от идеологических боёв, мы ведь играли Чехова, Достоевского, Уильямса. Это уже была работа для души. В спектаклях "для души", мы находили способ говорить о своих наболевших проблемах и проблемах зрителей.

Используя любой текст, мы вкладывали в него такой подтекст, чтобы зритель угадывал по нашим интонациям, по выражению лица, что речь сейчас идёт не о времени Софокла, или Сервантеса, а о нашем времени. Когда актёр устами Сальери кричит со сцены " Нет правды на земле, но правды нет и выше!", зрители понимают, что актёр кричит не о Моцарте, а о сегодняшнем дне."

Наташа Гриценко знает всё это не хуже Медведева, но она не знает, что он перестал вкладывать антиперестроечные под тексты, а взял пистолет в руки и стал стрелять.

Тем не менее лучше с ней взглядами не встречаться! Надо направить глаза от неё подальше. Благо есть куда направить.

Посреди буфетной комнаты, на чистой площадке от столов и стульев, актёры и актрисы по очереди разыгрывали сценки из несостоявшегося спектакля " Отелло". Видимо всё это было посвящено памяти, разумеется жизнеутверждающей памяти, безвременно ушедшему на вечный покой, "замечательному актёру", Валентину Пугову.

Служащие театра и пришедшие гости, сидели вокруг и гоготали.

— Я вам покажу как Валентин потрясающе репетировал начальную сцену. — восторженно крикнул Почечкин Миша репетировавший роль Кассио. — Когда он сообщает Бробанцио, отцу Дездемоны, что его дочь в данный момент, занимается любовью с мавром… Конечно я так не смогу сыграть, я смогу только обозначить… Хотя наш режиссёр не любит этого слова "обозначать". Виктор Алексеевич обычно кричит нам на репетициях. " Ты мне не обозначай роль, ты живи ею!".

Все присутствующие засмеялись и зааплодировали, глядя в сторону режиссёра.

— Ведь правду сказал, Виктор Алексеевич?

— Правду, правду. — согласился режиссёр. — Но ведь ты сам сказал, что не сможешь жить ролью. Тебе простительно. Валяй дальше.

— Так вот. — продолжал Миша. — Текст был такой… Дай вспомню…

— А ты своими словами! — кто-то выкрикнул из присутствующих в зале.