Татьяна Степанова - ДНК неземной любви

Несмотря на солидный вид, голос у повара Шуляка был противный. Предательский какой-то голос...

– Лжет ведь, подлец, глазом не моргнет.

Катя оглянулась: кто это застукал ее, подслушивающую допрос у двери? Мартов – стоит руки в брюки.

– А что, с вами уже закончили беседовать? – спросила Катя.

– Подождать велели в коридоре. Прицепились – отчего нетрезвый, под мухой? Как будто я знал, что меня на Петровку спозаранку опера потянут, – Мартов усмехнулся и присел на банкетку.

Лицо у него покраснело и вспухло – то ли от недосыпа, то ли от алкоголя.

– Почему это повар лжет? – Катя села рядом.

– Потому что сукин сын, если бы не Сан Саныч, подвизался бы где-нибудь сейчас в шашлычной с шаурмой... А тот его в центре на хорошее место устроил. Повара этого, Сан Саныч мне сам рассказывал, из мидовской обслуги с треском поперли – продукты крал... Там же у них все по госрасценкам – икра черная, поросята, омары и все такое для дипломатического стола... Давненько, правда, это было, но репутация-то все равно порченая, а Сан Саныч его в «Беллеццу» устроил, а он... И не жаль ему, подлецу.

– Можно подумать, что вам жаль Колобердяева.

– Вчера хоронили его, наши провожали всем театром. – Мартов потер рукой грудь под рубашкой. – Эти ваши-то здесь спрашивали – чего было вчера, зачем похоронный автобус приезжал. Похороны – двойные, вот и автобус.

– Как это двойные?

– Сан Саныч и мать покойная хозяина нашего... Ну этого, кого вели тут по коридору в браслетах... За что его арестовали-то?

– Он в убийствах подозревается.

– В тех, что на бульваре? Мне утром рабочие в театре сказали – еще кого-то нашли уже на той стороне, ближе к набережной.

– Она к вам приезжала вчера в театр вместе с Кадошем... со Скорпионом на его машине.

– Эту самую девку убили?

– Что она у вас там забыла в театре?

– Он ее с собой привез. Якобы... ну не знаю, или на похороны, с матерью проститься, или показать...

– Что показать?

– Ей – ее или, наоборот, матери – ее.

– Его же мать мертва.

– А у него с мертвыми свои особые дела, – Мартов усмехнулся. И, прочтя на лице Кати изумленный вопрос, покрутил пальцем у виска. – Бзик у него на оккультной почве... малолеткам все таким способом поначалу мозги пудрил, авторитет зарабатывал, а потом, кажется, и сам уверовал. Но в бизнесе он деляга, бизнесу его это не мешает, нет, наоборот, укрепляет, нашу артель вон как поднял – реклама, сборы, идеи провокационные...

– Что вчера произошло у вас в театре? Эта девушка, Кристина, она...

– С собой он ее взял. Из театра мы в крематорий поехали на Донское... Автобус похоронный, сотрудники, а они вдвоем на машине. Там дел было много, я, простите, за ними не следил.

– А куда они потом поехали?

– Не знаю. С какой стати он мне докладывать должен? Кто я ему? А девчонка эта куда угодно бы с ним поехала... как кошка в него влюбилась, глаз с него не сводила.

– Знаете, а ведь мы точно знаем, кто совершает все эти убийства на бульваре, – сказала Катя.

– Кто же?

Ей показалось, что тон его дрогнул, изменился?..

– Это женщина.

– Женщина?!

– Мы знаем ее имя и фамилию, обстоятельства ее жизни и...

– Женщине такое просто не под силу. В газетах вон про маньяка бубнят, а маньяк – это всегда мужик.

– Это женщина, у нас есть тому доказательства.

– Жаль, что я сейчас такой пьяный, – Мартов наклонился к Кате. – Никак не врублюсь. Вы что же это, меня... нас... весь наш коллектив артельный предупреждаете – мол, будете ночью по бульвару после спектакля возвращаться, женщин остерегайтесь? И какая же она – молодая?

– Молодая и очень красивая. – Катю вдруг «понесло», с этим пьяным парнем разговаривать было легко, свойски. Наверное, это ночи бессонные виноваты, бульвар, тело с изуродованной, лишенной пальцев правой рукой, штурм «Ямы», похожий на осаду крепости, тот чертов холостой выстрел, разом лишивший все смысла... сил... Если бы патроны были боевые, он бы ее, Лильку, убил и тогда... тогда какая разница... зачем вообще все: поиск, жертвы, надежды... Они бы сейчас сидели в кабинете здесь, в МУРе, а там, на проходной, появился бы портрет в траурной рамке и венок...

– Молодая и красивая, – повторила Катя. – И с ней самой сделали такое, что ее нельзя винить... Ее уже ни в чем нельзя винить, понимаете?

– Нет, – Мартов заглянул ей в лицо. – Тебе бы, детка, не мешало поспать.

– Ну что, пришли в себя, Мартов? – Дверь соседнего кабинета открылась, и на пороге возник оперативник. – Мозги проветрились? Можем продолжать?