Елена Михалкова - Нет кузнечика в траве

— Что еще? — допытывался он.

— Ничего не знаю!

— Мина, представь, будто я чужой человек. Что ты должна сказать ему?

— Чужой?

— Да.

— В новой одежде?

— Может быть. В новой. Да.

— Мужчина? — допытывалась Мина.

— Мужчина, мужчина!

Девушка повела плечом и кокетливо засмеялась.

— Хватит! — рявкнул Андреас. Пальцы, мягко поглаживавшие запястье дочери, впились в ее кожу. Мина заверещала как обезьяна, рванулась, но оплеуха заставила ее сжаться на табуретке. — Дура! Что надо отвечать чужим на все вопросы?

Мина хныкала, прижимая ладонь к щеке.

— Девочка моя маленькая. — Переход от ярости к нежности был молниеносным. — Чему я тебя учил? Отвечай, не бойся.

Девушка замигала часто-часто и выдавила:

— Спросите у Катерины!

Андреас торжествующе засмеялся.

— Молодец! Умница моя!

— Спросите у Катерины! — радостно повторила Мина. — Спросите у Катерины! Спросите! У! Катерины!

Андреас, хохоча, поднялся и хлопнул себя по ляжкам.

— Ай да девочка! Слышала, Роза? Наша дочь знает, что сказать чужакам.

Женщина молча кивнула.

— А ты? — внезапно спросил рыбак. — Знаешь?

— Я все время в доме, — тихо ответила та. — Я буду отвечать: «Вам лучше спросить моего мужа».

Несколько секунд Андреас буравил ее взглядом, затем, успокоенный, кивнул. За его спиной Мина продолжала талдычить: «Спросите Катерину».

— Славная шутка, а, Роза?

Не дождавшись ответа, он вышел во двор.

— Да замолчи уже, — в сердцах прикрикнула женщина на дочь.

Скотч помог. От клиента удалось добиться связного рассказа о том, что произошло после исчезновения его жены.

По вызову приехала местная полиция и поначалу отнеслась к его заявлению серьезно. Отель обыскали, осмотрели ближние скалы и побережье.

— В этом районе всего несколько бухт пригодны для купания, — устало рассказывал Гаврилов. — Местность скалистая, в воду не залезешь. Ничего, конечно, не нашли. В конце концов решили, что Оля упала с обрыва.

— Что потом?

— Я побывал в консульстве. На следующий день здесь появился какой-то потасканный тип с усами… Кажется, следователь из Афин. Если я правильно понял. Не уверен, что хорошо соображал.

Бабкин вспомнил батарею пустых бутылок.

— И что следователь?

— Он был не один. С ним трое, может, четверо. По новой обыскали отель. Осмотрели каждую комнату, светили… специальными фонарями.

— Ультрафиолетом, — подал голос Сергей. — Исключали версию, что ваша жена была убита в одном из номеров отеля.

— Моя жена вполне могла быть задушена, — криво усмехнулся Гаврилов. — Никакая криминалистическая лампа не помогла бы обнаружить следы. Еще привели собаку.

— Собаку?

— Чтобы взяла Ольгин след. Дебилы!

Бабкин вынужден был согласиться. Спустя три дня после исчезновения человека искать его следы в отеле, где все исхожено клиентами? Демонстрация активной деятельности, показуха.

— А потом кто-то из персонала дал показания… Я так и не узнал, кто именно.

— Какие показания?

— Будто бы мы ссорились. И я постоянно орал на Олю. А она…

Петр споткнулся на полуслове. Бабкин поймал его быстрый взгляд, брошенный на бутылку возле кресла.

— А она? — переспросил он, не двигаясь с места.

— …заигрывала с местными. С официантами. Менеджерами. Как бы в отместку.

Последнее признание далось клиенту тяжело.

— Она действительно заигрывала? — поинтересовался Макар.

Гаврилов оторвал взгляд от бутылки и перевел на Илюшина. Он сидел набычившись, смотрел исподлобья, — побагровевший, потный, люто ненавидящий их обоих и несчастный настолько, насколько могут быть несчастны люди, которых некому жалеть.

— Нет, — выдавил он наконец. — Это бред. Но они вцепились в меня… Решили, будто я ее изводил.

Гаврилов умолчал о том, как двое суток подряд ожидал, что ему вот-вот будет предъявлено обвинение. Во всех взглядах он ловил невысказанную мысль: ты что-то сделал с ней. Он частично помешался, наверное, и вдобавок пил без перерыва, вызывая все большее отвращение у окружающих. Люди не любят иметь дело с жертвами. Другое дело — человек, прикончивший собственную жену и поднявший шум, чтобы отвлечь от себя подозрения. Когда Гаврилов осознал, что в его номер каждый час заглядывает кто-нибудь из персонала, и на лицах их, смуглых носатых лицах сияет плохо скрытый восторг, он окончательно обезумел. «А-а-а, зоопарк! — надрывался он, стоя посреди комнаты в одних семейных трусах. — Денег даете, чтобы посмотреть на меня? Давайте, уроды! Я вам сам заплачу! А, каково?» Он расшвырял вокруг горстями звонкую мелочь, которую Ольга держала для чаевых, а когда деньги кончились, начал швырять стулья.