Андрей Хазарин - Живой товар

И покатился рабочий день - клиенты, звонки, распечатки, анкеты, "Вам чай или кофе?" - и бесконечно-вежливая улыбка с бесконечным терпением. И закончился день тоже уже привычно - на ступеньках меня встретил В. Колесников.

Глава 22

Приехала!

Ирочка позвонила в родную дверь без нескольких минут одиннадцать вечера. За её спиной стояли двое из "Кречета" - водитель и один из тех, что просидели всю дорогу на заднем сиденье "Волги". Через несколько секунд их полномочия заканчиваются, осталось только сдать девушку в родительские объятия. Ну, и потом ещё одно дело. Это по поводу нападения на трассе.

Старший из них, капитан Петренко, склонялся к тому, что напали на них обыкновенные грабители. "Романтики с большой дороги". Сама мысль о том, что охотились за какой-то там девчонкой, представлялась ему абсурдной. Зачем? Что такого особенного может значить эта блондинка, чтобы её преследовали? А черт её знает, не случайно же дали задание встретить и привезти. Хотя... все что угодно может быть, вплоть до того, что она - подружка какого-то большого человека. Экстерьер подходящий.

Как бы там ни было, начальству следовало о происшествии доложить. А оно уж пусть после решает и распоряжения отдает.

В глазке мелькнул свет:

- Кто там?

- Мама, это я! - отозвалась Ира.

- Ирочка! Приехала! - Загремели запертые на ночь замки.

- Всего доброго, - капитан Петренко решил, что уже можно и попрощаться. - Желаю вам удачи.

- Спасибо, - успела отозваться девушка, слушая, как они затопали вниз по лестнице.

- Девочка моя родненькая, приехала, наконец-то! - Инна Васильевна втащила дочку внутрь и немедленно вновь загремелазасовами и замками.

Ира молча обводила глазами знакомую прихожую. Она ещё неперестроилась, не почувствовала, что дома.

Потом были долгие причитания и хныканья, мол, намаялась девочка моя бедненькая, намучилась. Худенькая стала, бледненькая...

Слова эти периодически тонули в грохоте кастрюль, хлопанье дверцы холодильника - крошечку надо было немедленно накормить.

Ира окунулась в привычную, хоть и порядком подзабытую уже атмосферу собственного дома. Она сидела на табурете в углу кухни и молча слушала мамочку, которая выдавала одну старую сплетню за другой, хотя называлось это "деточка, расскажи маме все-все".

Конечно, ни о каком рассказе "всего-всего" не могло быть и речи. Ира чувствовала, что вот эта полная женщина в нелепом халате - вовсе не та цель, к которой она бежала так долго. И никаких эмоций: ни "ах, как мама постарела", ни "Господи, наконец я дома"... Ну да, дом, ну да, мама... Только какое-то оно все не такое...

Хотя, наверное, дело было в другом - ещё не прошла отвратительная оторопь после нападения на шоссе. Ире все вспоминались эти страшные рожи за стеклами, выстрелы, стоны... Все это ещё жило в памяти. Капитан говорит, грабители... Ну уж нет! Правильно в посольстве сказали: твое дело молчать. Иначе самой будет хуже.

Мамочка языком мелет за двоих - ну и хорошо. Уж так она рада, так рада... Особенно её порадовали кольца с сережками, которые Ира привезла. Тащит на стол свою стряпню, причитает, сюсюкает... Одним словом, радуется. Интересно, надолго ли её радости хватит, скоро ли зудеть начнет? Завтра? Через три дня? Или через час?.. А сколькерых она кормить собралась среди ночи?

- Мама, ну куда столько?

- Кушай, деточка, кушай. Потом спатки пойдешь, а сейчас расскажи мне ещё что-нибудь, ты ж ничего толком не писала...

Инна Васильевна села напротив, подперла пухлым кулачком пухлую щеку и замолчала.

Видя, что теперь уже не отмолчаться, Ира начала рассказывать о пышности восточных базаров: бесконечные лавки и лавчонки, фрукты, благовония, ткани, ковры... Этот простой рассказ опять включил мамочку: а сколько стоит, а как выглядит, а почему же у нас намного дороже... Ты смотри, хватило соображения не спросить, а почему, мол, не привезла... Даже не верится. Небось, завтра спросит...

Вечер незаметно перешел в глубокую ночь. Только около двух часов разошлись по спальням. Спартанская обстановка своего закутка подействовала успокаивающе, глаза начали сами закрываться.

А может, она и уснула на какое-то время.

Вдруг дверь распахнулась, вспыхнул свет и в комнату вломилась мамочка в ночной рубашке, в руках скомканный носовой платок, вся в слезах.

Теперь она уже не причитала - орала как резаная, что её, несчастную, родная дочечка, шлюха такая, паскуда, опозорила. Она, мамочка, теперь даже на улицу выйти не может - стыдно ей, мамочке, людям в глаза смотреть.