Патрик Квентин - Ловушка

Он вбежал в полумрак. Да, там, в стойле стояла его старая тачка. Она была опрокинута набок и внутри вымазана цементом… И он медленно, тщательно стал осматривать стойла — одно, другое, третье…

То, что он искал, он нашел в последнем стойле справа. Пол в нем был не из затвердевшей глины, как в других, а из затертого вровень с поверхностью цемента. Почти во все стойло, сверху были навалены дрова. Он не стал и пытаться вспомнить, как тут все выглядело раньше. Несмотря на разбросанные вокруг осколки коры, одного взгляда на цемент было достаточно, чтобы увидеть — он совершенно свежий.

Он вдруг услышал нечто нарушавшее тишину — какой-то шелест, сухой, едва слышный порывистый звук, похожий на стук мышиных лапок.

Он взглянул на окно над кучей дров. Оно все было затянуто грязно-серой паутиной. На окне — множество желтых бабочек. Некоторые бились об оконную раму. Одни попались в паутину и судорожно трепыхали крылышками. Другие, мертвые, валялись на подоконнике, окутанные серым шелком паутины. От каких-то сохранились лишь остатки — кусочек желтого крылышка, черный усик, жесткие ободранные тельца с мохнатыми ножками, болтающимися в воздухе.

Его затошнило.

Он выбежал из коровника и поспешил в дом. Пересекая лужайку, услышал три коротких телефонных звоночка — его вызов.

Звонок телефона был так же ужасен, как то, что осталось там, в коровнике. Телефон относился к тому же миру, который неистовствовал, чтобы схватить его. То, что находилось там, в коровнике, — было окончательным, проклятым «доказательством» его вины. Концы сети соединились.

С сильно бьющимся сердцем стоил он в кухне. Телефон все еще издавал короткие настойчивые звонки. Перестанет?.. Сейчас перестанет! Потом чувство самосохранения предостерегло: если ты не откликнешься, они могут явиться сюда. А когда они явятся, они пройдут в коровник. Ответь. Ты ничего не потеряешь, если ответишь.

— Джон? — то была Вики, и путаница в мыслях кое-кто улеглась. — Это вы? Слава богу. Я звоню уже больше десяти минут. Быстрее! Они поехали, чтобы схватить вас. Не полиция. Стив — и все прочие. Вся деревня. Я звоню из магазина. Я видела в окно, как съезжались машины. Уже минут пять, как они уехали. Вот-вот появятся… Джон, вам нельзя там оставаться. Приезжайте к нам. Сейчас же! Я еду домой. Если вы будете со мной, им придется успокоиться. Они… Джон, вы меня слышите?

Он смотрел на дорогу сквозь тонкие нейлоновые занавески гостиной.

— Да, Вики, я слушаю.

— Это из-за полиции. Они позвонили Стиву. На джинсах обнаружена кровь, следы цемента, а из какого-то магазина в Питсфилде сообщили, что вы купили мешки с цементом. Вы замуровали ее в погребе — вот что они твердят. Они взяли с собой ломы и лопаты и…

Тут он услышал шум машин. Может быть, он слышал его и раньше, слабое осиное гудение, как шум в голове. Но тут сомнений уже не оставалось. Гул становился все громче. Скрипнули тормоза — они проезжают поворот около моста.

Кошмар снова надвинулся на него. Реальным оставался лишь голос Вики. Ничего не чувствуя, он сказал:

— Спасибо, Вики. Я приеду.

— Скорее!

Он положил трубку. Внизу на дороге раздался автомобильный гудок, его подхватил другой, третий, пока они не слились в сплошной рев. На мгновение им полностью овладел страх, парализовал, лишил способности действовать. Он только бессмысленно вертел головой, стараясь избавиться от рева гудков. До машины ему не добраться. Значит, ничего сделать нельзя. Придется остаться. Все было как в том сне. Первая машина блеснула на дороге за кустами. Это встряхнуло его. Бежать через лес — к Вики! Добраться до Кэри. Казалось, другой цели не было в жизни. А что потом — не имеет значения.

Когда он бежал через яблоневый сад к заросшему склону, ведущему в лес, позади него на дороге раздался пронзительный вопль. Только тогда он догадался, что, пересекая лужайку, обнаружил себя — его заметили не из первой машины, а из тех, что шли в хвосте. Берег там опускался, и не было ни кустов, ни деревьев, чтобы заслонить его.

За первым криком раздался второй. Гудки смолкли. Ему было слышно, как захлопали дверцы машин…

Он не оглядывался. Увидеть маленькие темные точки, бегущие через луг за ним, — значило вернуться к паническому страху, сделать реальным тот сон, которого он больше всего боялся, — сон об охотниках и преследуемых.

Но это и был тот самый сон. Солнечный свет казался желтее настоящего. Листья, травы, бабочки — все, что он видел, пролетая через заросший луг, было пугающе ярким, будто он никогда раньше этого не встречал, а сейчас смотрит глазами раз в десять более зоркими, чем человеческие.