Наталья Андреева: Влюбленные безумны

– Не хотите, ли примириться, граф? – неуверенно повторил князь.

– Примирение невозможно. Начинайте, – коротко ответил тот и посмотрел на своего противника.

В этот момент секундант Соболинского, усатый отставной майор что-то взволнованно говорил ему, видимо, тоже упрашивая пойти на мировую. Граф Ланин с удовлетворением отметил, как Соболинский отрицательно покачал головой и отвернулся к лесу. Секунданты тотчас принялись за дело.

Зима была морозной и снежной, но в самом конце февраля выдалась небывалая оттепель. Это значительно облегчало задачу секундантов, которые теперь готовили заснеженную поляну к поединку. Их сани и экипажи обоих противников остались на дороге, сюда же, на эту поляну, мужчины пробирались, по колено проваливаясь в снегу. Но здесь, на возвышенности, снег подтаял и заметно осел. Он был уже не рыхлый, а плотный, с проталинами и нездоровой желтизной, словно тяжелобольной человек, на коже которого за то время, пока он был в неподвижности, появились пролежни. И пахло еще не весной, не радостью и свежестью, а именно затяжной болезнью, в которую превращается в самом своем конце долгая русская зима. Воздух был липкий и влажный, как простыни после неспокойного сна, небо хмурое, готовое вот-вот разразиться новой порцией слез. Вместо снега теперь время от времени шел дождь. Было промозгло и сыро, так что всем хотелось как можно скорее со всем этим покончить.

Секунданты торопливо отмерили десять шагов меж барьерами и воткнули в снег сабли, потом принялись уминать дорожки, по которым противники должны были сходиться друг с другом. Когда все было готово, занялись пистолетами. Насыпая на полку порох, отставной майор невольно покачал головой: сыро. Ну и времечко выбрали эти двое, чтобы стреляться! Не терпится им умереть!

Условия дуэли, и впрямь, были такие, что для одного из поединщиков этот день должен был оказаться последним. А может так случиться, что и для обоих, если они вдруг выстрелят одновременно. Отставной майор, прошедший огни и воды и отмеченный не одним шрамом, считал, что так быть не должно. Если уж оба так горят желанием покончить с собой, можно было бы избрать для этого другой способ, без привлечения сторонних людей, которые, между прочим, рискуют своей карьерой. Все, что происходило, ему не нравилось. Он был участником многих дуэлей, но ни в одной не видел такой одержимости. Майор уже жалел, что Соболинский сумел уговорить его на это.

– Давайте же начинать, господа, – нахмурился граф Ланин, каким-то шестым чувством уловив колебания секунданта противника и намеренную задержку.

Князь с сожалением посмотрел на человека, к которому испытывал огромную симпатию, чему не мешало даже то, что граф был мужем хорошенькой женщины, за которой сам князь не прочь был бы поволочиться. Этот неравный брак был и счастьем графа, и его большой ошибкой. «А Соболинский-то хорош! – с завистью подумал князь. – Он первый в свете знаток хорошеньких женщин и умеет их добиваться. Интересно узнать, как далеко у них с графиней зашло?»

– Да, давайте начинать, – кивнул Соболинский и первым взял пистолет, после чего скинул на снег мешавший ему плащ, оставшись в одном сюртуке.

Перед тем как идти на край поляны, он сказал своему противнику:

– Ваш прежний выстрел, граф, был не совсем удачен и дал мне целых четыре года жизни. Я понял урок и провел их с пользой. Особенно последний.

«Далеко, – подумал князь, увидев, как изменилось лицо графа Ланина. – Ох, что-то будет!»

Противники, стараясь не сбиться с проделанных в снегу тропинок, пошли на разные концы поляны.

– На счет три сходитесь! – крикнул князь. Подождав с минуту, он увидел, что оба готовы и принялся отсчитывать: – Раз, два, три!

При слове «три» отставной майор в напряжении замер в ожидании выстрела, но над поляной повисла странная, можно даже было сказать мертвая тишина. То, что произошло потом, даже ему, неизменному участнику дуэлей, показалось непонятным и странным. Граф и Соболинский, не поднимая пистолетов, медленно шли к воткнутым в снег саблям. Так и не делая выстрела, противники подошли каждый к своему барьеру, на расстояние в каких-то десять шагов и замерли. Если они так желали друг другу смерти, этот поступок можно было бы назвать джентльменским. Каждый из них давал шанс другому себя убить.

«Невероятно! – подумал князь. – Они что, оба сумасшедшие?! Да стреляй же ты! Стреляй!» – от волнения он даже забыл, кого именно торопит и кому желает жизни, а кому смерти.