Лариса Соболева - До и после конца света

– А кто говорить будет?

– Я. И то, если в этом будет необходимость. Сегодня мы лишь послушаем, все карты открывать не станем, это же предварительная беседа, а готовиться будем к суду. Предупреждаю, факт отцовства судья признает, доказательств у нее куча.

– Зачем же мы тогда едем, если бесполезно?

– Шансы, Никита, всегда есть.

Серафима впервые увидела Яну, естественно, изучала ее во все глаза до того момента, как их пригласили в зал заседаний. Наверняка, подумалось Симе, девушки типа Яны притягивают глаз от юнцов до зрелых мужчин, которые принимают глуповатую простоту за целомудрие. Яна заявилась не одна, с адвокатом Паниной, которая стреляла в Серафиму и Никиту ненавистными, а то и победоносными взглядами народного освободителя от милитаристов. Ее гнев оправдан и благороден (как и в тех случаях, когда доверители Паниной представляют собой симбиоз отморозка с дебилом): негодяй, соблазнивший и бросивший девочку с младенцем, заслуживает самого страшного наказания, желательно смертной казни, но она отменена.

– А Яна неглупа, – шепнула Никите Серафима. – Панина из очень дорогих адвокатов. Неужели у истицы есть столько денег?

– А ты? Из дорогих? – осведомился он.

– Что ты, я дешевая.

У Никиты давно укоренилось мнение: дешево – значит, очень плохо, посему перспектива войти к судье с дешевеньким адвокатом его не вдохновляла.

В ход адвокатом истицы было пущено все: письма (несмотря на откровенно порнографический характер), эсэмэски, почтовые переводы, фотографии и, конечно же, результат генетической экспертизы. На вопрос судьи, что ответчик может сказать по данному поводу, Никита, прекрасно понимая нелепицу своих слов, ответил в категоричной форме:

– К ребенку я отношения не имею, письма не писал, эсэмэски не слал, об этой девушке вообще ничего не знал, денег ей не переводил. Кто-то воспользовался моим телефоном и электронной почтой. Поэтому ребенка я не признаю, его появление на свет – мошенничество.

М-да, ситуация… Глупейшая, когда предъявлено столько доказательств. Панина красноречиво хмыкнула, да и судья, хоть и являлся мужчиной, сочувствия к ответчику не проявил. Безусловно, он обязан держать нейтралитет, однако так не всегда бывает, во всяком случае, не сегодня, он явно симпатизировал истице.

– Позвольте взглянуть на почтовые переводы, – сказала Серафима.

Ей передали заполненные с двух сторон бланки, она углубилась в них, тогда как Панина толкала речь. О чем? Все о том же: соблазнил, покинул, отказывается от собственного ребенка, короче говоря, мерзавец в кубе, который не хочет нести ответственности. Тем временем Серафима толкнула ногой Никиту и опустила палец на его подпись в бланке, он, естественно, отреагировал живо:

– Это не моя…

Серафима надавила ему на ногу, он понял и замолчал, она же обратилась к судье:

– У нас ходатайство, ваша честь. До заседания суда нужно провести графологическую экспертизу. Мой доверитель утверждает, что денег истице не высылал, следовательно, подпись ставил не он. Второе. На днях мы должны получить повторные результаты генетической экспертизы…

Судья затосковал, видимо, представил, что без боя подлый папаша и его адвокатесса не сдадутся, дело затянется, а тянуть тут нечего. Он поинтересовался у Яны, сможет ли она предоставить свидетелей, которые подтвердят ее связь с ответчиком, та опустила ресницы, пролепетав:

– Я же издалека приехала, у меня здесь никого нет. Да и были мы с Никитой… (Он застонал, закатив к потолку глаза, Серафима опять надавила ему на ногу.) Мы были вместе всего неделю… меньше. Только подруга в курсе, но я не знаю, где она сейчас, мы потерялись.

Бумажная волокита заняла еще какое-то время, наконец Никита очутился на воздухе, где вздохнул с некоторым облегчением, будто сбросив с себя груз.

– Меня как помоями облили, – сказал он уже в машине, заводя мотор. Из здания правосудия, которое в его глазах выглядело застенком несправедливости, вышли Яна с Паниной. Никиту не сдержало присутствие Серафимы в салоне авто, сжав руль до белизны в пальцах, он процедил: – Сука. Подлая тварь. В глаз ей, что ли, дать?

– Спокойно, – тронула его за плечо Серафима. – Поехали.

– Почему ты молчала? – сорвав машину с места, огрызнулся Никита. – Мне не дала говорить, и сама не…

– Потому что это был не суд. Зачем давать им время на обдумывание и выстраивание нападения? А ты плохо изучил почтовый перевод.