Карен Макманус: Один из нас лжет

– Так это же здорово. – У меня перехватывает горло. Почему с ним так трудно стало говорить? Ничего легче не было на свете еще пару недель назад. – Я просто подумала… Ну, хотела сказать, я знаю, тебе пришлось пережить ужасные события, и понимаю, что тебе не хочется об этом вспоминать, но если вдруг, то я всегда рядом. И я… ты мне дорог не меньше, чем был. Вот. Это, собственно, все.

Неуклюжее начало, и еще хуже оттого, что во время моей грустной речи он на меня ни разу не посмотрел. А когда наконец посмотрел, глаза у него были пустые.

– Об этом я и хотел поговорить. Спасибо тебе за все. Я у тебя в большом долгу. Вряд ли когда-нибудь я смогу его отдать. Но пришло время вернуться к нормальной жизни, так ведь? А мы друг для друга – не норма.

Он снова отворачивается, чем словно вонзает мне в сердце нож. Если бы он посмотрел на меня чуть больше десяти секунд, наверняка бы такого не сказал.

– Да, не норма. – Я сама удивляюсь тому, какой у меня ровный голос. – Но для меня это никогда ничего не значило, и я не думала, что значит для тебя. Мои чувства не изменились, Нейт. Я по-прежнему хочу быть с тобой.

Я никогда так прямо не говорила о том, что так много для меня значит, и вначале обрадовалась, что не расплакалась. Но у Нейта такой вид, будто ему абсолютно все равно. И хотя меня не останавливают внешние препятствия (Родители против? Плевать! Тюремный срок? Я тебя оттуда вытащу!), от его безразличия я сникаю.

– Не вижу смысла. У тебя своя жизнь, у меня своя, и теперь, когда следствие окончено, ничего общего между нами нет. Тебе нужно готовиться к «Лиге плюща», а мне… – Он невесело усмехается. – Делать что-то противоположное.

Мне хочется положить руки ему на шею и целовать его, пока он не перестанет так говорить. Но его лицо замкнуто, будто мыслями он находится за тысячу миль отсюда и только ждет, когда тело его догонит. Словно он разрешил мне приехать только потому, что чувствовал себя обязанным. И это для меня невыносимо.

– Значит, так ты сейчас чувствуешь.

Он кивает так быстро, что едва ощутимая надежда, которую я позволяла себе лелеять, испаряется.

– Ага. Удачи тебе во всем, Бронвин. И еще раз спасибо.

Он встает, словно собирается проводить меня до дверей, но я не могу вынести этой фальшивой вежливости.

– Не трудись, – бросаю я и прохожу мимо, не поднимая глаз. Сама открываю дверь, на деревянных ногах иду к машине, заставляя себя не бежать, трясущимися руками нашариваю в сумке ключи.

Домой я еду с сухими глазами, не моргая, дохожу до своей комнаты – и срываюсь только там. Мейв тихо стучит, не дожидаясь ответа, входит, сворачивается клубочком рядом со мной и гладит по волосам, пока я рыдаю в подушку так, словно у меня разрывается сердце. Наверное, так оно и есть.

– Ничего, – шепчет она.

Она знала, куда я еду, необходимости рассказывать ей, как все прошло, нет.

– Он всегда был засранцем.

Она молчит до тех пор, пока я не прекращаю реветь и не сажусь, протирая глаза. Я уже забыла, как это утомляет – рыдать, содрогаясь всем телом.

– Жаль, что я ничем не могу помочь, – говорит Мейв, залезая в карман и доставая телефон. – Но должна тебе кое-что показать, может, тебя это чуть развеселит. В «Твиттере» полно комментариев к твоему интервью Мигелю Пауэрсу. Кстати, все позитивные.

– Мейв, мне плевать на «Твиттер», – устало отмахиваюсь я. Я туда не заглядывала с тех пор, как началась эта заваруха. Даже профиль свой закрыла – не могла выдержать лавины мнений.

– Знаю. Но на это ты все же взгляни. – Она подает мне телефон и показывает в моей хронике пост Йельского университета:

Человеку свойственно ошибаться @BronwynRojas. Ждем вашего заявления.

Три месяца спустя

Пятница, 16 февраля, 18.50

Сейчас я вроде как встречаюсь с Ивэном Нейманом. Это произошло как-то незаметно: сначала мы оказывались вместе во множестве разных больших групп, потом группы стали поменьше, где-то месяц назад он подвез меня домой после того, как мы с отвращением посмотрели «Холостяка» у Юмико. У дома он остановил машину, наклонился и поцеловал меня.

Это было… в общем, приятно. Целоваться он умеет. Я поймала себя на том, что анализирую поцелуй слишком отстраненно, мысленно хваля Ивэна за высочайшую технику и в то же время отмечая полное отсутствие между нами страсти или магнетической тяги. Сердце у меня не забилось быстрее, когда я отвечала на этот поцелуй, руки не задрожали. Приятный поцелуй с приятным парнем. То, чего мне всегда хотелось. Но свою послешкольную жизнь я планировала направить по параллельному пути, никак с ним не связанному. В лучшем случае мы с ним останемся парой только до выпуска.