Адам Холл - Меморандум Квиллера

Она вдруг взглянула на меня сверху вниз; лицо ее оказалось в тени, и я не смог разглядеть выражения ее глаз.

- Это называется травмой, психозом, не так ли? Мне показалось, что она ждет от меня ответа.

- Я предпочитаю более простое слово, которое вы произнесли.

- Какое именно?

- Разложение.

- Это одно и тоже.

- Однако говорит о различном отношении к происшедшему. Оно означает, что вы твердо стоите на ногах...

- Я больше не хожу к психиатрам.

- Значит, вы единственный житель Берлина, который этого не делает.

- Я ходила, но...

- Бросили?

- Да.

- Теперь вместо этого вы ходите в Нейесштадтхалле? Убедиться самой, какие творились ужасы? Своего рода лечение болезни электрическим шоком.

Мне следовало быть осторожным, чтобы не касаться вопроса, на который я хотел получить ответ до того, как уйду отсюда. Я хотел, чтобы она сама заговорила об этом, без моей помощи.

- Вы очень хорошо понимаете меня, - произнесла она.

- Это не так уж сложно.

Она подошла и остановилась рядом со мной. В черных брюках, с прямыми ногами, узкими бедрами, изогнув напряженное, словно лук, тело, она была похожа на тореадора.

- Зачем вы пришли сюда? - спросила она.

- Кроме этого, у меня был только один вариант.

- Какой?

- Пойти в полицию. Глаза ее сузились.

- В полицию?

- Я стал свидетелем покушения на убийство. Моим долгом было немедленно сообщить об этом.

- Почему же вы этого не сделали?

- По двум причинам. Вы могли заблуждаться. Несчастный случай, вызванный гололедицей, мог показаться вам попыткой к убийству. К тому же я англичанин, а в Англии мы со всеми неприятностями обращаемся к ближайшему полисмену, ибо знаем, кто он такой. В вашей стране вы этого не знаете. Я не должен был забывать об этом.

- Вы не верите нашей полиции?

- Вчера по обвинению в массовых убийствах арестован один из высших полицейских чиновников - начальник службы безопасности канцлера. - Я поднялся с места и взял в руки бокал. Он был пуст.

- Вы не объяснили, почему вы пришли сюда.

- Повторяю, по двум причинам. Я предложил зайти в бар. Вы пригласили к себе.

- Я хотела поговорить с вами.

- Вы хотели поговорить с кем-нибудь. С кем угодно.

- Да. Это было словно шок. И вы подумали, что у меня нет друзей?

- Я и сейчас продолжаю так думать. У тех, у кого есть друзья, не возникает желания разговаривать с первым встречным.

Озадаченная, она наполнила мой бокал. Внезапно все ее высокомерие исчезло. Я прибавил:

- Только глупцы не могут найти друзей.

- Вы сумели сделать так, что с вами легко разговаривать. Должно быть, это похоже на истерию. Вы, верно, приняли меня за психопатку, страдающую манией преследования?

- Ни в коей мере. Кто-то вторично совершил попытку убить вас, а вы даже не упомянули о первом случае.

- Об этом нечего рассказывать.

Но я все еще хотел получить ответ на свой вопрос. Она не уклонялась от этого. Просто ей не приходило в голову, что именно я хочу узнать.

- У них есть для этого причины, - вдруг сказала она.

- У них?

- Да. У нацистской группы.

- У нацистов есть причины уничтожить человека, полувлюбленного в Гитлера?!

- Вы обязательно должны были это так сформулировать?

- И которого преследует мертвое божество? Плечи ее вяло опустились. От вызывающего вида не осталось и следа. Исповедь до предела истощила ее. Она произнесла ровным, ничего не выражающим голосом:

- Я присоединилась к их группе сразу же после окончания школы. Они называли себя "Феникс". Они стали для меня приемными родителями, ведь моя мать так и не перебралась в ту ночь через мост Видендаммер. Ее убило осколком. Затем я стала взрослеть и два или три года назад вышла из группы. Это произошло не сразу - просто я начала реже ходить в тот дом, а затем и вовсе прекратила посещения. Они разыскали меня и пытались вернуть, потому что я слишком многое знала. Я знала, кто покинул бункер и куда отправился. Я знаю, где сейчас находится Борман. Вернуться я отказалась, но я поклялась на... поклялась, что никогда ничего и никому не расскажу. Возможно, они решили, что я проболталась или там появился какой-нибудь новый человек, и они начали вести какую-нибудь новую политику, во всяком случае, месяц назад произошел случай на остановке троллейбуса, и вот сегодня...

Я допил бокал и поднялся, собираясь уходить.

- Почему у людей возникает иногда непреодолимая потребность делать то, чего, они знают, делать не следует? - вдруг спросила она.

- В трудную минуту наговорите магнитофонную ленту, а затем сожгите ее. Или разговаривайте с Юргеном. Но никогда больше не откровенничайте с посторонними. Вы не знаете, куда они пойдут, покинув ваш дом. Если в какую-нибудь антинацистскую организацию, то "Феникс" инсценировать несчастных случаев больше не будет. Их люди окажутся здесь в течение часа, и вам не поможет Юрген, потому что он не бронированный и не заговорен от пуль.