Роберт Уилсон - Немые и проклятые

— Думаешь, он был из тех, кто способен завести роман? — спросил жену Марти.

— Роман? — повторила Мэдди скорее сама для себя.

— Он бы оставил записку, — сказал Марти. — Есть записка?

— Необычная, — ответил Фалькон и дал им прочитать текст.

— Слишком уж поэтично для такого человека, как Рафаэль, — заметила Мэдди.

— Вас не насторожила ссылка на одиннадцатое сентября? — спросил Фалькон. — Вы, должно быть, говорили с ним об этом событии.

Мэдди закатила глаза.

— Конечно, — сказал Марти. — Мы без конца это обсуждали, но только как одну из новостей. Я действительно не понимаю значения даты в этом контексте.

— Зачем убивать жену? — перебила мужа Мэдди к облегчению Фалькона, который на этом этапе расследования не хотел бы выслушивать теории Марти в отношении одиннадцатого сентября — Я хочу сказать, если ты так страдаешь, убивай себя любым способом, но не оставляй своего ребенка без обоих родителей.

— Возможно, он считал, что Лусия без него не выживет, — сказал Марти.

— Справедливое утверждение.

— Инспектор, а вы всегда ведете расследование таким необычным образом — выискиваете малейшие подробности? — спросил Марти.

— Конечно нет, — отрезал Фалькон. — Однако в данном случае ситуация настолько неоднозначна, что я, по крайней мере пока не получу полный отчет криминалистов и патологоанатома, должен попытаться составить полную картину их жизни, а тут без мелочей не обойтись. Ближайший сеньору Веге человек, его жена, тоже мертва. Приходится полагаться на людей, которые знали их со стороны: на друзей или деловых партнеров.

— Родители Лусии, должно быть, смогут вам помочь, — сказал Марти. — Они почти каждое воскресенье приезжали к супругам Вега обедать.

— Вы их когда-нибудь видели? — продолжил спрашивать Фалькон.

— Я видела однажды, — сказала Мэдди. — Они… не очень образованные люди. Мне кажется, отец Лусии фермер.

— Давно вы женаты?

— Двенадцать лет, — ответила она.

— Как вы познакомились?

Он поймал себя на том, что в последний год задает этот вопрос всем парам, с которыми ему приходится встречаться.

— Мы встретились в Нью-Йорке, — сказал Марти. — Мэдди выставляла подборку своих фотографий в галерее, принадлежавшей моей подруге. Подруга нас познакомила.

— И больше я в свою квартиру не вернулась, — закончила Мэдди.

— Вы и сейчас фотографируете?

— Она снова взялась за это после отъезда из Штатов, — решительно заявил Марти, хотя жена пыталась отнекиваться.

— Что вы снимаете?

— Людей.

— Портреты?

— Никогда.

— Она снимает людей в те моменты, когда они об этом не подозревают, — сказал Марти.

— Это не значит — когда они спят, — пояснила Мэдди. Глаза ее блестели от гнева.

— Когда они не знают, что рядом камера? — спросил Фалькон.

— Более того, — сообщил Марти. — Когда они считают, что находятся в одиночестве.

— Звучит так, как будто я шпионю, — возмутилась она. — Я не…

— Да так оно и есть! — поддразнивая, сказал Марти.

— Нет, ты не прав! — воскликнула она. — Получается, будто мне интересно, чем люди занимаются, а мне интересно другое.

— Так что же это? — спросил Марти и, повернувшись к Фалькону, добавил: — Меня она никогда не снимает.

— Душевные движения. Внутренняя борьба. Эмоции! — выпалила она. — Ненавижу, когда ты вынуждаешь меня такое говорить. Это просто…

— У вас есть фотографии сеньора Веги? — спросил Фалькон.

Они оставили Марти на диване и поднялись наверх. Одна из спален была превращена в фотолабораторию. Пока Мэдди искала нужные кадры, Фалькон пробежал взглядом по книгам на полках и вытащил одну, с именем Маделайн Корен на корешке. На клапане суперобложки была ее фотография — мягкая красота, сияющие глаза, глядящие прямо в камеру. Сияние молодости с годами, конечно, слегка поблекло, но в Мэдди до сих пор сохранилась та неуловимая аура, которую — часто тщетно — ищут продюсеры и кинооператоры: именно она делает актрису звездой. Мэдди будто притягивала к себе и аккумулировала все, что ее окружало: свет, свободную энергию, любое чувство и мысль, если кто-то готов был их отдать. Фалькон открыл книгу, заставив себя оторваться от фотографии. Он чувствовал слабость в коленях.

На первый взгляд казалось, что ее волнует тема одиночества — старики на парковых скамейках, юноша, стоящий на перилах и смотрящий вниз на реку, женщина в махровом халате на крыше в Манхэттене. Постепенно камера приближалась, и проступали другие детали: умиротворенность в лицах стариков, надежда на будущее в глазах юноши, мечтательное выражение женского лица.